– С чего начинать, во всех учебниках написано. Но вот закавыка: у Кандиларовых нет домашнего телефона. А вызывать ее повесткой, сам понимаешь, не стоит, да и сколько времени еще пройдет. И без того уже потеряно двадцать дней. В нашем распоряжении только адрес заявительницы.
– Видел. Микрорайон «Младост».
– Отсюда следует, что…
– О, какой тонкий намек… Я наношу даме визит, и мы с нею беседуем.
– Ничего ты не понял. К даме поеду я. Ведь у меня машина.
– Мне тоже не помешает, раз уж я подключен. Лишь сидя в «ладе», они сообразили, что время для визита к даме слишком уж раннее. Бурский использовал подходящий случай без всякой спешки заправить машину.
– Слушай, давай немного порассуждаем, – сказал Шатев. – Где мог быть Кандиларов вместо санатория?
– Версии возможны самые противоречивые. Вернись он домой вовремя, не побывав в санатории, можно было бы отстаивать гипотезу насчет любовницы. Но две недели для страстишки на стороне многовато.
– Многовато? Это с твоей точки зрения. Может, кому-нибудь это и маловато… Нет, меня тревожит, почему он не возвратился, это главное. Боюсь, выплывет кое-что посерьезней обычных шашней.
– Катастрофа? И все еще не пришел в сознание? Но в карманах-то у него – собственные документы!
– Ох, чую недоброе. Что-нибудь такое… – Шатев решительно чиркнул пальцем поперек горла. – И на тот свет. Вместе с собственными документами. Ищи их потом свищи.
– Не спеши с предчувствиями. Представь себе: мы звоним, а нам открывает дверь упитанный гражданин в красивых домашних тапочках. «Извините, ваша фамилия?» – «Кандиларов».
Дом был шестнадцатиэтажный, а оба лифта, как водится, не работали: один ремонтировался, другой просто забарахлил. Слава богу, что Кандиларовы угнездились всего лишь на пятом этаже.
Только после второго, настойчивого звонка раздались шаги за дверью и тихий женский голос спросил:
– Кто там?
– Милиция! – отчеканил капитан Шатев. – По поводу вашего заявления.
Дверь приоткрылась, но лишь на длину блеснувшей стальной цепочки.
– Пожалуйста, предъявите документы, – теперь уже более уверенно сказала молодая женщина.
Бурский раскрыл служебное удостоверение, цепочка звякнула, их пригласили в квартиру.
– Извините, мне страшно одной. После исчезновения мужа я боюсь, как бы не случилось чего-нибудь и со мной.
Прихожая оказалась необыкновенно большой, но до отказа забитой самой разнообразной мебелью. В исполинском зеркале на стене отражались подставки для зонтов, для сумок, какие-то сундуки, калошницы, стульчики, пуфики, шкафчики, а надо всем царила необъятная – под стать зеркалу – вешалка, способная вместить одежду нескольких десятков гостей.
