– Пусть так, но почему ее назвали именно Подлой? Должны же быть причины.
– Увидишь – вмиг все поймешь. Не приведи тебе господи испытать на себе ее подлость. В пещерах вообще полным-полно всяких подлостей: лабиринты, теснины, сифоны, пропасти, водопады… И черт знает что еще, вплоть до полчищ летучих мышей. Но у Черной дыры есть и свой коронный номер. Вход в нее легкий, удобный, из гладкого песчаника, потолок высокий. И кто войдет в нее впервые, допустим, в одиночку, без проводника, может даже не сгибаться. Но вот шаг, другой, дневной свет вмиг тускнеет, глаза еще не адаптировались к темноте – и бац! – пропасть. «Бац» – в том смысле, что непременно в нее загремишь. Только это не вся еще подлость, не вся! Внизу, метрах в двадцати, ждет тебя не дождется ледяное озерцо. Если ты, падая, не разбился об острые выступы, даже если и в озере не утонул, не спеши праздновать победу. Отыскать путь назад почти невозможно, кругом отвесные каменные стены – то есть вроде как продолжение подлости. Узенький проход вдруг кончается, и ты хочешь не хочешь должен повернуть вправо, переступить на скальный карниз, обогнуть озеро. А ближе к выходу пещера снова становится удобной и гостеприимной. Вот такие-то, братцы, дела…
Побывав в окружном управлении, поехали в морг, несомненно, самое неприятное место любой больницы. Если садики с гуляющими по дорожкам и сидящими на скамейках выздоравливающими в смешных линялых пижамах навевают мысли о мире и покое, если вид палат располагает к печали, то морг внушает ужас всякому, кто не настроен философски.
Сначала Бурский вошел туда один. Постояв над телом, к которому его подвели, он вернулся к своей группе.
– Пухи, ты останься здесь, – распорядился он. – Сторожите вдвоем бесценную твою аппаратуру.
Он взглянул на стажера. Парень будто прочел его мысли – и заторопился впереди всех к дверям морга. Что поделаешь, придется новичку привыкать.
Самым страшным было лицо – вернее, отсутствие лица. При виде этого кровавого месива Бурский подумал: «Хорошо все-таки, что не взяли сюда Кандиларову!..»
Все стояли вокруг, потрясенные видом того, что еще недавно было человеком. Стажер, позеленев, стискивал зубы в последних усилиях сдержать рвоту.
– Петко! – Бурский впервые обратился к нему по имени. – Отправляйся к машине. Расскажи журналисту о том, что здесь увидел.
Стажер попытался было возразить, но из его сдавленного горла вырвался лишь нечленораздельный стон.
– Немедленно! – прикрикнул майор. – Я приказываю.
