В это время, иной раз, по распоряжению князя, в трапезной появлялись песенники – гусляры, а то и ряженые – скоморохи, принимавшиеся дурачиться между столами и потешать гостей забавными выходками и прибаутками. Среди них часто бывали известные острословы, умевшие ловко поддеть и вышутить кого-либо из присутствующих, но на это обижаться не полагалось.
*Братина – сосуд в форме широкой, круглой вазы; ендова – то же самое, только с «носиком»; сулея – фляга, бутыль.
** Позже вошло в обычай накрывать их чехлами из лебединых шкурок, с полным оперением, так что казалось, что в столовую вносят живых лебедей.
Такая трапеза длилась часами, и по ее окончании, несмотря на привычку, далеко не все бывали в состоянии подняться с места. Но выпившие лишнее держали себя благопристойно, разума не теряли, а если где-нибудь и вспыхивала ссора,– обычно было достаточно строгого слова государя или укоризненного взгляда митрополита, чтобы она прекратилась. И лишь в редких случаях, по знаку Дмитрия, стольникам приходилось выводить из-за стола без меры упившегося и отправлять его домой.
Один лишь владыка Алексей не пил ничего, ел только рыбное и до конца никогда не оставался. Обычно, когда вносили лебедей, он покидал трапезную, сославшись на недомогание или на необходимость работать.
Несмотря на то что, по нынешним представлениям, каждый ел за четверых,– по окончании пиршества многие яства оставались несъеденными, и на следующее утро дворцовые слуги, в сопровождении стольников, разносили блюда со снедью по домам бояр и иных гостей, которым великий князь желал выказать свое особое благоволение.
На пир, конечно, был зван и Карач-мурза. Его посадили на почетное место, по левую руку великого князя,– по правую сидел митрополит Алексей. От прежнего высокомерия Дмитрия не оставалось теперь и следа,– он просто и дружески беседовал с ханским послом, расспрашивая его о Белой Орде и о Хорезме, где воспитывался мурза, и дивясь его обширным знаниям.
Такое отношение со стороны князя Дмитрия было понятным: Карач-мурза оказал ему важную услугу. Кроме того, былая ненависть к татарам в русском народе теперь уже значительно ослабела, а представители татарской знати обычно встречали на Руси радушный прием, ибо как раз в эти годы, видя начавшийся развал Орды, они усиленно искали сближения с русскими князьями и охотно переходили к ним на службу. К концу четырнадцатого столетия, среди бояр и воевод Московского, Тверского, Рязанского, Нижегородского и иных русских княжеств, было уже немало татар, ставших родоначальниками значительной части старого русского дворянства.
