Слепая любовь | страница 10



— Да я к черту на рога готов, только бы…

— А оно примерно так и получится! — засмеялся Меркулов и придвинул к себе лист бумаги, чтобы нарисовать члену-корреспонденту Академии план расположения пивных точек в парке «Сокольники».

2

— Ирка, а ведь ты здесь, со мной, никогда не была…

— Зато тобой здесь, надо понимать, давно все тропинки истоптаны, — лукаво сверкнув глазами, ответила Ирина.

Турецкий прислушался: не сарказм ли прозвучал в упреке? Нет, хотя и показалось. Это бесконечное «кажется» ему так уже осточертело, что и рад бы не прислушиваться к интонациям, да привычка какая-то противная уже выработалась. Пора отказываться, пора…

— Да… истоптано… А ты знаешь, первое мое уголовное дело расследовалось именно тут. Вместе с Костей… Потом… а! — Турецкий отмахнулся от собственных воспоминаний. — А еще, если помнишь, когда Славка вас с Нинкой отправил в Абхазию?..

— А… — засмеялась Ирина, — это когда ты разочаровался во всех своих друзьях-товарищах? Помню, Шуринька! Ну, артист! Ты скажи мне честно, вот сейчас, дело прошлое… Ты что, в самом деле тогда хотел взаправду застрелиться? И неужели сделал бы это?

— Почему — «бы»? Просто в обойме оказались пустые гильзы. Даже и не холостые патроны…

— Шурик, ну как ты мог? Ты о нас с Нинкой хотя бы подумал…

— Вот как раз потому, что подумал… Чтоб эти… козлы от вас отвязались… Ты ж их не знаешь, а я-то знал… Да ладно, чего теперь?

— Сам начал…

— Сам, конечно, извини. А, кстати, как тебе наша дочка? Кажется, ей Англия пошла на пользу.

— Я боюсь, что даже слишком. Эта ее новая манера… Категоричность, «я считаю…», безапелляционный тон… Рановато, Шурик, хотя я не против, а тоже — за.

— Но ведь взрослый человечек…

— Ты сейчас будешь сердиться, но я должна все равно признаться.

— А ты не серди меня! — засмеялся Турецкий. — Что за признание? Очередная измена мужу?! — Турецкий округлил в неподдельном ужасе глаза и стал шарить взглядом по столу, будто в поисках ножа.

— Да ты обязательно рассердишься, — не приняла его игры Ирина, — если я скажу, что Нинка тебя любит гораздо больше, чем меня, хотя я ее мать! А ты, естественно, никакая не мать! И она это в последнее время постоянно подчеркивает.

— Что я — не мать? — Турецкий захохотал.

— Нет, конечно, я говорю о том, что, по ее убеждению, ты умнее, сильнее, несмотря ни на что, добрее, может быть, по отношению к ней, менее требователен… Что еще?

— А что может быть еще, Ирка, если ты ее пытаешься терроризировать, когда у тебя со мной не получается. Но я-то не обижаюсь, а она маленькая.