– Извините, мне пора, – сказала я и открыла дверь в четырнадцатый кабинет следователя, из которого только что вышел начальник отдела снабжения.
– Да, конечно, иди, мне после тебя назначено, – сказала Аронкина.
Новый следователь прокуратуры был молод, симпатичен и, вероятно, продажен. Я обратила внимание на часы известной швейцарской фирмы, выглядывающие из-под манжеты его рубашки, и на дорогущий мобильник, лежащий на столе. Мой наметанный глаз сразу определил, что эта штучка появилась у Александра Анатольевича совсем недавно. Он смотрел на телефон со свежим чувством восторга. Кроме того, Шишкин курил «Кент», для его зарплаты это, наверное, было очень накладно. Нет, в моем присутствии он, конечно, не дымил. Но я видела пачку, которую следователь вынул из кармана, когда его коллега зашел в кабинет и стрельнул у него пару сигарет.
– Так, ваша фамилия? – спросил Шишкин, не поднимая глаз от протокола.
– Казакова Полина Андреевна.
– Должность?
– Юрисконсульт.
– Как давно вы работаете на заводе?
– Два года.
– Два года, так и запишем, – сказал Александр Анатольевич и задал очередной вопрос из анкеты. Я на него ответила. Далее Шишкин осведомился: – Вы были в момент взрыва в новом цеху?
– Нет.
– Ясно. Скажите, каковы, по-вашему, причины взрыва?
– Я думаю, что оборудование было бракованным, – я озвучила то, что сказал мне Курбатов.
– Что? – Александр Анатольевич впервые поднял на меня глаза. – Почему вы так решили?
– Нормальный автомат ведь не взорвется при запуске, так?
– Ну, это как сказать. Если он был установлен с нарушением технологических норм, то обвинять поставщика не надо, – Шишкин стал гнуть свою линию.
– Я пока никого не обвиняю, а только высказываю свои предположения.
– Ладно, пойдем дальше. Скажите, Полина Андреевна, вы хорошо знали главного механика Борщинского?
– Так же, как генерального директора, главного инженера и прочих руководителей.
– Я имею в виду, приходилось ли вам общаться с Виталием Кирилловичем за пределами завода?
– Нет, – сказала я, хотя это было правдой лишь отчасти. Ведь недавно я навестила Светиного отца в больнице.
– Нет. Так и запишем, – следователь снова уткнулся в протокол, через какое-то время спросил: – Борщинский когда-нибудь в вашем присутствии жаловался на больное сердце?
– Я заводской юрисконсульт, а не его лечащий врач, – холодно заметила я.
– Отвечайте, пожалуйста, четко на поставленный вопрос – да или нет, – попросил следователь, сохраняя полнейшее спокойствие.
