Древние римляне - какими их изображает Светоний - огрубелые, болтливые греки времен вырождения Римской Империи, у нас есть еще много других примеров. Помните их, учитесь по ним, но не увеличивайте еще их числа. Без геройства - не подражательного и переданного геройства - без выраженного или молчаливого чувства, которое придает человеческой жизни подобие Божества, не было бы Рима - вот именно то, что создало древний Рим, древнюю Грецию и Иудею. Обезьяны со сверкающими глазами сидят на корточках вокруг костра, которого они даже не умеют поддерживать свежим запасом дров. Они говорят, что он и так будет дальше гореть, без дров. Или, говорят они, что он вечно гаснет: это печальное явление.
V. Многие люди умерли. Все люди должны умереть. Наш самый последний уход происходит в огненной колеснице боли. Но печально и жалко, когда человеку приходится существовать, не зная для чего, усиленно работать и ничего при этом не наживать, с усталою душою и с тяжелым сердцем стоять одиноким и окруженным всеобщим, холодным "laissez faire", быть принужденным медленно умирать в течение всей своей жизни и быть заключенным в глухую, мертвую, бесконечную справедливость, как в проклятом железном чреве Молоха! Это есть и всегда останется невыносимым для всех людей, созданных Богом.
VI. Нельзя бродить ни по какой большой дороге и даже не по самой глухой тропинке современной жизни без того, чтобы не встретить человека или какого-нибудь человеческого интереса, который потерял бы надежду на Божество и на истину и направил бы свою надежду на нечто временное, наполовину или совсем обманчивое. Достопочтенные члены парламента жалуются на то, что Йоркширские суконщики фальсифицируют свой товар. Господи! Даже бумага, на которой я пишу, и та, кажется, отчасти изготовлена из хорошо полированной извести и затрудняет мое писание. Ведь это счастье, если можно теперь получить действительно хорошую бумагу. И вообще какую-нибудь хорошо выполненную работу, - где бы ее ни искать, начиная с высочайших вершин фантазии и кончая самым низким заколдованным основанием.
Возьмем для примера огромную шляпу, вышиною в семь футов, которая разгуливает теперь по улицам Лондона, и на которую друг мой "Кислое Тесто" основательно смотрит, как на одну из наших английских достопримечательностей. "Дал бы Бог, - говорил он, - чтобы это был кульминационный пункт, которого уже достигло английское шарлатанство, и чтобы можно было от него вернуться обратно". Шляпочник с Лондонского Странда - вместо того, чтобы делать лучшие фетровые шляпы - сажает громадную папковую шляпу в семь футов вышиною на колеса, заставляет человека катать ее по городу, и надеется таким образом найти свое благо. Он не пробовал делать лучших шляп, нежели требовала от него вселенная и какие он, вероятно, мог бы сделать при своих способностях, но сосредоточивает все свое усердие на том, чтобы уговорить нас, что он сделал лучшие шляпы! Он сам знает, что Шарлатан стал Богом. Не смейся над ним, читатель, только не смейся! Он перестал быть смешным, он быстрым темпом становится трагичным.
