XXXIX. Мы, люди, идем по замечательным дорогам. Различно ведет нас Бог к цели. Поэтому мы должны были бы к каждому относиться с терпением, с надеждой на его исправление. Должны были бы дать всякому возможность испытать, что еще может из него выйти. Пока жизнь не кончена, для всякого есть еще надежда.
XL. Долгая, бурная весна, дожд-ливый апрель, зимний холод еще в мае. Но наконец наступает все-таки лето. До сих пор дерево стояло голым: сухие, голые сучья жалобно стонали и трещали от ветра. Хочется сказать: сруби его, оно напрасно занимает место на земле! Но нет, мы должны ждать. Всему свое время. Вот дыханье июня коснулось голого обнаженного дерева, и оно покрылось листьями и стоит в цвету. Что за листья, и что за цвет! Прошедшее долгое время наготы и зимнего броженья сделало свое дело, хотя и казалось, что оно ничего не делает. Прошлое молчание получило голос и говорит тем многозначительнее, чем дольше оно продолжалось. У всех деревьев, у всех людей, во всех учреждениях, верованиях, народах, у всего растущего и складывающегося, что встречается во вселенной, мы наблюдаем такую перемену и такое время расцвета.
XLI. Подумаем о том, что за судья природа. Какое величие, какое глубокое спокойствие и долготерпение присущи ей. Ты берешь пшеницу и сыплешь ее в недра земли. Твоя пшеница, быть может, перемешана с высевками, с сечкой, с сором, пылью и всяким мусором. Это не беда. Ты отдал ее доброй матери-земле. Пшенице она дает рост, весь же мусор она молча уберет, прикроет и не станет даже о нем говорить. Желтая пшеница вырастает. Мать-земля молчит об остальном, молчит и не жалуется: давно уж извлекла пользу и из остального. Так всегда поступает природа. Она правдива без фальши и все-таки велика, и справедлива, и матерински нежна при своей правдивости. Она требует лишь одного: чтобы вещь была неподдельна. Тогда она бережет ее. Но только тогда. Правда - душа всего того, что природа когда-либо брала под свое покровительство. Ах, разве одна и та же история не повторяется со всякой возвышенной истиной, когда-либо появившейся на свет, или которой еще предстоит появиться? Тело ее несовершенно. Она элемент света в темноте. Нам она представляется воплощенной в логике, облеченная в чисто научные теоремы относительно вселенной. Теоремы, которые не могут быть совершенными, которые в один прекрасный день признаются несовершенными и ошибочными и должны умереть и исчезнуть. Тело всякой истины должно умереть. И все же в каждом таком теле живет душа, никогда не умирающая, бессмертно живущая, облекаясь то в одну, то в другую форму. Вечная, как душа человека. Так поступает природа. Внутренняя сущность какой-нибудь истины никогда не умирает. Природе только нужно, чтобы вещь отличалась неподдельностью, чтобы истина была голосом, раздающимся из глубины природы. То, что мы называем чистым или нечистым, не является перед судом природы решающим вопросом. Не то важно, сколько в тебе соломы, а то, сколько в тебе пшеницы. Чистота? Иному человеку мне хочется сказать: "Да, ты чист, ты достаточно чист, но ты - солома, бесчестная гипотеза, слух, мнимая ценность. Ты никогда не слыхал великого сердца вселенной, ты не можешь быть назван ни чистым, ни нечистым, ты - ничто. С тобой природа не имеет ничего общего."
