Вот сцена казни какого-то мятежника. Бородатая голова его – на широкой дубовой плахе, руки стянуты сзади ремнем. Палач, с огромным блестящим топором и в красной рубахе, улыбается за его спиной.
Все это было сделано так выразительно, что даже становилось жутковато. Казалось, застывшее здесь время вот-вот дрогнет и снова пойдет, как ожившие старые часы. Казалось, что эти восковые фигуры замирают только днем, а ночью продолжают свою, неведомую нам жизнь. Казалось – до мурашек по спине, – что они внимательно провожают посетителей недобрыми взглядами.
И ребята, которые вначале в восторге подталкивали друг друга локтем – мол, во здорово, – теперь поеживались, чувствуя себя гостями, из тех, кого хозяева мечтают поскорей спровадить.
Миха особенно недоверчиво осматривал немецких рыцарей, стоявших по бокам широких двойных дверей. Один из них сжимал железной перчаткой рукоять длинного, беспощадно блестящего меча. Другой, поставив у ноги щит с черным вороном на красном поле, опирался на толстое окованное копье. Позы их были настолько естественны, что создавалось впечатление, будто эти доспехи внутри не пусты, а надежно защищают своим железом древних воинов. Казалось даже, что в прорезях забрала посверкивают живые и внимательные глаза. Злые и коварные.
– Эти-то наверняка по ночам шастают, – сказал Миха. – Ножищами железными топают.
– Ты прав, отрок, – насмешливо донеслось вдруг откуда-то со стороны.
Ребята вздрогнули, обернулись.
У окна, у небольшого рабочего столика, заставленного всякими баночками и скляночками, сидел молодой человек в гусарском мундире, похожий на оживший манекен. Он бережно натирал какой-то пастой ржавое лезвие кавалерийского палаша. Под его ловкой рукой прямо на глазах с клинка сползала шелуха времен, и старинное оружие начинало хищно поблескивать.
Молодой человек встал, протер лезвие тряпочкой и несколько раз взмахнул палашом – клинок грозно пропел в воздухе, оставляя за собой сверкающие полосы.
– Ты прав, – повторил молодой человек и вложил палаш в ножны, висевшие на поясной портупее у него на боку. – Все здесь, – он широко повел рукой, – живет своей жизнью.
Ребята подошли поближе.
Скрывая улыбку, юный гусар доверительно продолжил:
– Каждое утро, особенно в последнее время, я замечаю изменения в экспозиции. Без нашего участия.
– Это как? – хлопнул глазами Миха.
– Я вам открою тайну, – хитро прищурился молодой человек и зашептал: – Некоторые экспонаты оказываются не в том положении, что накануне. И даже, бывает, не на своем месте. То карты на столе не так разложены, то дуэлянты пистолетами поменяются. А однажды, – он поманил ребят пальцем, – я сам с вечера заменил свечи в подсвечниках… – Гусар выдержал эффектную паузу. – А утром от них одни огарки остались. Вот так, отроки… А с неделю назад золото со стола игроков исчезло. Монеты, конечно, фальшивые, не жалко, но разве в этом дело… Даже вот эти балбесы, – гусар указал на доспехи у дверей, – однажды поменялись местами.
