– Нет! – сказала я, возвращая Харитонову документ. – Я его не знаю! – Но на всякий случай спросила: – А какого именно числа этот гад украл жеребца?
– Да я этот день до конца жизни не забуду! – воскликнул он.
Оказалось, что это был тот самый день, когда утром в нашем поселке появился Камаль, а поскольку быть одновременно в двух местах он физически не мог, то получалось, что он не вор, и я успокоилась – все-таки этот несчастный вызывал во мне сочувствие.
– Тогда вы уж и на Снега нашего посмотрите, – попросил Харитонов, доставая фотографию. – Он у нас такой, что, увидев его один раз, перепутать ни с кем другим уже невозможно.
Я послушно стала рассматривать снимок, но поскольку видела я этого (или не этого) жеребца только один раз, ночью, да и внимание мое было приковано не к нему, а к наезднику, то ничего определенного сказать я не смогла – ну не рассказывать же мне было ему о пожирающем водку с шашлыками Всаднике без головы? Так и в психбольницу недолго угодить!
– Затрудняюсь сказать вам что-то определенное, – наконец ответила я, потому что решила предварительно посоветоваться с мужем – а то вдруг мы, разоткровенничавшись, себе неприятности наживем? – Но я оставлю у себя вашу визитку, и если что-нибудь узнаю или вдруг увижу где-нибудь по соседству белую лошадь, то непременно вам сообщу, а уж вы сами разбирайтесь, тот это конь или нет, – пообещала я. – Как вы правильно заметили, я не специалист.
– Но вы уже поняли, что благодарность нашего конезавода будет иметь не только словесное выражение? – напомнил он.
– Я это поняла, – заверила его я. – И вот что вам посоветую: обойдите-ка вы еще и других соседей – вдруг кто-нибудь из них что-то видел?
– За тем сюда и приехал, – ответил он.
Харитонов вышел за калитку и направился к воротам Мажора. Он довольно долго в них стучал, но хозяин не отозвался, хотя я сама недавно видела, как он заходил в дом. А с другой стороны, он же не обязан открывать незваным гостям? Как говорится: «Мой дом – моя крепость!»
Саша. Утерянное найдено, но не все
И вот под насмешливыми взглядами милиционеров – нет, у этих людей определенно нет сердца! – заявление было написано. Возвращаться к Марусе без машины и покупок было равносильно самоубийству, и я тупо сидел на стуле в коридоре отделения, размышляя, как быть. Можно было заехать к маме и занять у нее денег хотя бы на продукты, а жене сказать, что машина внезапно сломалась и я отдал ее в ремонт. Идея была, конечно, трусовата, но признаваться жене вот так, сразу, что я оказался последним дураком, мне не хотелось, а там, немного погодя, можно будет выбрать подходящий случай и сказать ей правду. Главная загвоздка была в том, что до мамы нужно было еще как-то добраться, а все мои деньги были в барсетке. Пошарив по карманам, я обнаружил, что мне даже на метро не хватит, и приуныл. Выход был только один – вызывать маму сюда, а поскольку мой сотовый тоже был в сумке, то мне еще предстояло попросить у ментов разрешение воспользоваться их телефоном. Я представил себе, как будут ржать у меня за спиной, а может, и в лицо, эти парни, но другого пути выбраться отсюда не было. Я уже встал, чтобы подойти к дежурному и попросить позвонить, как из одного из кабинетов выглянул какой-то старлей и спросил:
