Одним можно было себя утешать: никаких особенных коврижек жизнь в квартире Дурново ей не принесла, так что ее тогдашний поступок можно было считать хотя и глупым, но честным.
Соня вспомнила, как той октябрьской ночью полгода назад почему-то пошла провожать так и не высохшего Петю на Сивцев Вражек, хотя на улице выл ветер и дождь лил как из ведра, и зашла с ним в подъезд, и они долго целовались, сами не замечая, что поднимаются вверх по ступенькам, или это Соня не замечала, а Петя очень даже замечал, хотя глаза у него были закрыты во время поцелуев?.. Как бы там ни было, а они вместе вошли в темную прихожую и, не включая свет, прошли по длинному коридору, а наутро Соня проснулась и впервые увидела над собой синюю люстру, непонятно чем похожую на уличный фонарь.
И вот пожалуйста – «вечером в церкви увидимся»! Как будто иначе и быть не может. А если у нее на вечер совсем другие планы?
Но, по правде говоря, никаких планов не было. И не пойти в церковь было как-то неловко.
В Сониной семье не то чтобы не верили в Бога – может, родители и верили, но с ней об этом не говорили и между собой, когда еще жили вместе, не говорили тоже. Во всяком случае, Соня таких разговоров не слышала. Наверное, поэтому она относилась ко всему, что связано с верой, с какой-то опасливой поспешностью. В церковь на Пасху? Да-да, конечно, приду...
Это ощущение себя не в своей тарелке было особенно отчетливым оттого, что в семье Дурново все относящееся к вере и церкви существовало ровно наоборот, как само собой разумеющееся.
Соня не понимала, как сочетается в Алле Андреевне эта ее королевская, не стесняющаяся себя бесцеремонность, почти цинизм, с соблюдением множества замысловатых церковных правил. Но Петина мать соблюдала все эти правила так естественно, что усомниться в ее искренности было невозможно.
В маленькую церковь близ Староконюшенного переулка Алла Андреевна ходила то к заутрене, то к вечерне, то еще к какой-то службе, которая называлась повечерием; Соня впервые услышала это название от нее. И, что производило на Соню особенно сильное впечатление, Петина мать часто бывала в церкви так, как бывают у близких друзей – без видимой надобности, не по важному поводу, а просто перекинуться парой слов. При этом в Алле Андреевне не было исступленной истовости – она могла забежать в церковь на пять минут после работы, чтобы поставить свечку или раздать милостыню старушкам на паперти.
Все это говорило о каком-то особенном ее отношении к той стороне жизни, которая была Соне недоступна, а потому и вызывала нечто вроде опаски.
