Таниэль обошел вокруг здания, но не смог отыскать входа. Впрочем, для колыбельщика такой пустяк вряд ли имел значение. Этим тварям, с их длинными и тонкими как спицы пальцами и скелетообразными телами, дверь с успехом могли заменить окно или щель между досками. Юноша на всякий случай попробовал отодрать доски, которыми была заколочена входная дверь, но они были прибиты на совесть. Нахмурившись, он бесшумно пробежал к узкому строению, которое помещалось позади синематографа и примыкало к нему почти вплотную. Здесь наружная дверь, давным-давно лишившаяся замка, была чуть приотворена. Таниэль осторожно нажал на нее плечом, направив ствол пистолета в непроглядный мрак, поджидавший его за порогом.
Комната первого этажа оказалась пуста.
Воздух был затхлый, пыльный, а еще Таниэль уловил давно знакомый кисловато-приторный душок, какой витал почти в любом заброшенном жилище. Он немного постоял у входа, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте, а затем бесшумно ступил внутрь. Колыбельщик, заслышав его шаги, немедленно удерет. Весь успех предприятия зависел от умения охотника передвигаться беззвучно, словно тень. Он медленно прикрыл за собой дверь, и мрак в помещении сгустился.
Таниэль закусил губу. Все его чувства были обострены до предела. Он старался уловить малейший звук, движение, колебание воздуха — все, что могло бы свидетельствовать о близости монстра.
Сквозь единственное небольшое окошко с чудом уцелевшим пыльным и грязным стеклом в комнату сочился слабый свет. Таниэль разглядел на полу какой-то мусор, кучи пыли, несколько обглоданных трупов мелких собачонок и множество дохлых крыс — вернее, их косточек. А пахло здесь не только пылью и кислятиной, но и подсохшей кровью.
Удостоверившись, что колыбельщика нигде нет, Таниэль продолжил поиски. Весь первый этаж занимало единственное просторное помещение, откуда наверх вела деревянная лестница. Жилище, что и говорить, было неухоженным и более чем скромным даже в прежние спокойные времена, до того как хозяева его покинули. Теперь же как внутри, так и снаружи царили запустение и разруха. И с этим приходилось считаться.
Таниэль поднялся наверх, с величайшей осторожностью ступая на шаткие ступени. В комнате второго этажа было два окна, до половины прикрытых дырявыми и грязными шторами. Сквозь прорехи пробивался слабый свет газовых фонарей с улицы. Здесь было еще темнее, чем внизу, и в спертом воздухе так едко, остро пахло зверем, звериным логовом, что Таниэль едва не закашлялся. Повсюду громоздились какие-то ящики, корзины и клети. Колыбельщик мог притаиться где угодно посреди этого хлама. Таниэль тихо прокрался на середину комнаты. Ему стало казаться, что здесь даже холоднее, чем на улице. Промозглый воздух, попадая в ноздри, пощипывал горло, леденил легкие и сердце.
