— Да, принимаю, раз они тоже принимают, — отвечал Немечек. — Я знаю, что они дураки, и мне наплевать, что они там обо мне думают. Но я вовсе не хочу, чтобы и ты тоже… тоже… меня… презирал…
— Я тебя презирал? С какой стати?
Голосок, в котором стояли слезы, отозвался из-за красной бахромы:
— Потому что они сказали, что я… что я предатель…
— Предатель? Ты?
— Да. Я.
— Ну, это действительно интересно.
И Немечек, запинаясь, сдавленным голосом поведал Боке обо всех происшествиях вчерашнего дня. О том, как пришлось ему спешить, когда члены «Общества замазки» давали тайную клятву. Как они, воспользовавшись этим, тотчас объявили, будто он убежал, побоявшись вступить в тайное общество, и поэтому — бесчестный предатель. О том, что произошло это, собственно говоря, потому, что лейтенанты, старшие лейтенанты и капитаны дуются на президента, который, мол, с ними водиться не хочет, а простого рядового посвящает во все государственные тайны. И, наконец, что его, Немечека, имя с маленькой буквы вписано в черную книгу.
Терпеливо выслушав все это, Бока задумался. Больно было ему сознавать, что некоторые его товарищи так к нему относятся. Бока был мальчик неглупый, но он и не подозревал еще, что другие люди — совсем не такие, как мы, в чем каждый раз убеждаешься ценой мучительных разочарований.
— Ладно, Эрне, — сказал он наконец, ласково посмотрев на белокурого мальчугана, — ты только знай делай свое дело, а на них не обращай внимания. Пока, до войны, я ни о чем не хочу с ними говорить. Но как только война кончится, я им задам жару! А сейчас скачи к фортам номер один и два и передай гарнизону приказ немедленно перебраться в форты номер четыре и пять. Хочу посмотреть, сколько понадобится времени для такой переброски.
Рядовой Немечек встал «смирно», четко откозырял и, как ни грустно ему было, что восстановление его доброго имени из-за войны откладывается, подавил огорчение и по-военному отчеканил:
— Есть, господин президент!
И галопом поскакал исполнять приказание. Пыль взвилась за адъютантом, и он вскоре скрылся в штабелях, на верху которых, высовываясь из фортов, виднелись лохматые детские головы. Лица с широко открытыми глазами выражали волнение, которое, по описаниям храбрых военных корреспондентов, хорошо знающих человеческую натуру, охватывает перед боем даже настоящих солдат.
Бока остался один посреди пустыря. Сюда, на этот отгороженный участок земли, доносился грохот экипажей; но Бока чувствовал себя так, словно находился не в центре большого города, а где-то далеко-далеко, в чужой стране, на огромной равнине, посреди которой завтра в кровопролитной битве решатся судьбы народов. Не слышно было ничьих голосов; мальчики спокойно стояли на своих местах, ожидая приказаний. И Бока понимал, что все теперь зависит от него. От него зависит, смогут ли его товарищи и дальше весело коротать здесь свой досуг за лаптой и всякими играми и забавами. Он отвечает за благополучие, за будущее их маленького сообщества. И Бока почувствовал гордость при мысли, что взял на себя такую прекрасную задачу.
