— Не бросайся ты так, она же пьяная. Ты что, пьяных никогда не видела?
— Видела, но не столько же…
— Не забывай, совхоз развалился, люди без работы. Вот они себя и потеряли. Тут нормальных семей едва половина наберется.
— А как же учить этих… у которых с головой плохо?
— Чему тебя в институте учили? — спокойно спросила историчка. — Эти дети — дебилы. Вы же учили по психологии, что это просто задержка психического развития. У них слабо развито абстрактное мышление, но читать их научить можно. Просто когда будут отвечать, к доске не вызывай. Пусть с места отвечают. Хоть из учебника прочитают, и то хорошо. Я таким всегда твердую тройку ставлю. Закончат школу, помогать родителям будут. Кстати, к своим обязанностям по дому они относятся более ответственно, чем их родители. Если родители напьются и лежат в лежку, их дети и скотину накормят, и коров подоят, и обед сготовят. Не пропадут. У них очень высокий порог выживаемости. Возьми семью Жигуленко. Папаша спился и помер. Мать спьяну куском мяса подавилась и умерла. Осталось пятеро детей, младшему шесть лет. Старшей, Дусе, семнадцать. Пошла в контору работать, всех детей на себе тянет.
Лена вспомнила Наташу Жигуленко, хрупкую малорослую девочку с большими испуганными глазами на худеньком смуглом личике. Самая маленькая в четвертом классе. В школьной столовой ее кормили бесплатно, и она ела всегда так жадно, словно это была единственная еда за весь день.
— У меня в классе Наташа Жигуленко учится… Мне кажется, она никогда не ест досыта.
— Да что ты волнуешься? Ты думаешь, мы не хотели их всех в детдом определить? Так Дуся отказалась. Говорит, сама выращу. Она замуж собралась за Митю Ремизова, ему двадцать три. Согласен на себя всю эту команду взвалить. Не знаю, что у них получится. Там же еще есть маленький, Вовка, ему шесть лет. Так он вообще на улице живет.
— Как — на улице?!
— Дуся боится его одного в доме оставлять, говорит, еще начнет печку топить, дом спалит. Пока все остальные в школе, он гуляет. Укутают его во все, что есть теплое, и во двор отправляют. Вместе с щенками. У них собака сторожевая и штук пять щенков. А чтобы не забрел куда, калитку запирают. Вот он и бродит по двору полдня, пока братья-сестры из школы не придут, не накормят чем-нибудь.
Лена помнила эту историю, потому что это было самое сильное впечатление за первые два месяца ее работы в сельской школе. Она возвращалась после уроков домой, был поздний октябрь, дождливый и холодный. Она проходила мимо запущенного дома, от которого нищетой тянуло за версту, и увидела за забором мальчика, дрожащего от холода. Он сидел на корточках у калитки, уткнув лицо в шерсть довольно упитанной собачонки. У его ног лежали еще несколько щенков, согревая мальчика. Вид у него был такой жалкий, что Лена спросила:
