...И грянул гром | страница 20



— Вас… вас очень ждут дома?

— Да как вам сказать…

— В таком случае… может, останетесь у меня? — дрожащим от волнения шепотом попросила Чудецкая. — Я… я боюсь, что не переживу одна эту ночь.

И прижалась к Голованову мягкой, податливой грудью.

— Останься, если можешь.

Проснулся Голованов от осторожного, почти ласкающего движения пальчиком по обнаженной спине, да еще, пожалуй, от похмельной сухости во рту. Вспомнил все, что было ночью, и негромко произнес:

— Маришка?

— Да, милый.

— Не спишь? Она не ответила и уже в свою очередь спросила:

— Эти рубцы… раны?

— Вроде того, — отозвался он, переворачиваясь на спину. Обхватил руками ее белое, податливое тело, прижал к себе: — Не обращай внимания.

Она, казалось, не слышала его.

— Жалко, что так поздно встретила тебя.

«Началось, — хмыкнул Голованов, одновременно думая о том, что, видимо, опять придется „плести лапти“, оправдываясь перед женой. Оперативная разработка, которая закончилась ночной врезкой, и прочая ахинея, которым уже давно не верили жены. — Ну да ладно, отобьемся», — подумал он, целуя Марину в аккуратный, светло-коричневый сосок.

— Жалко, — повторила она, сдвигая руку вниз и прижимаясь к нему всем своим жарким телом. — Ты бы обязательно женился на мне.

— Так ведь, как сказал дедушка Ленин, все еще впереди, — хмыкнул Голованов.

— Не обнадеживай, — посерьезнела лицом Марина. — Я ведь действительно поверить могу.

Он засмеялся и, слегка отстранив от себя уже поплывшую Марину, посмотрел на часы:

— Все, графиня, подъем. Чего не успели, докончим потом. Мой босс не любит, когда опаздывают на оперативку.

— А если позвонить ему? — взмолилась Марина. Однако Голованов уже натягивал брюки.

— Маришка, лапочка, труба зовет. Мне же копытить сегодня придется. А прежде чем начать копытить, надо будет каждую детальку обсосать с Грязновым. Так что… крепкий кофе с капелькой коньяку — и в бой.

Перед тем как распрощаться с Мариной, Голованов прошел в комнату ее сына, прислушался к шуму воды из ванной комнаты и, только убедившись, что Марина все еще принимает освежающий душ, изъял из тайничков таблетки экстези и травку.

— Так-то оно лучше будет, — пробормотал он, пряча наркоту в карман.

После чего вернулся на кухню, куда тут же вплыла раскрасневшаяся Марина.

— Ну чего сидишь? Хозяйствуй! — скомандовала она, обнимая Голованова за шею.

— Могём и это, — хмыкнул он, целуя женщину в нарочито приоткрытую грудь. И удивился невольно ее перемене. Вроде бы еще вчера вечером, когда она открыла ему дверь, это была убитая горем, сникшая от тревожной неизвестности мать, обзвонившая до этого все морги и больницы города, а уже ночью…