По летописям, делам судов и церковным уставам составлен был этот свод статей. Позже думал князь написать пространную «Правду» – дать законное мерило Ярослава Правосуда. Вчера размышлял вслух с Вокшей:
– Надобно, чтобы простая чадь покорялась нам и закону, охранять власть и добро осподарей от посягательств смердов… – С этими словами князь передал Вокше листы: – Погляди – лишний ум не помеха…
Низко склонившись над пергаментом – к старости обнищал глазами, – Вокша вчитывался в написанное:
– Аже кто запашет чужую межу, с того двенадцать гривен…[11]
Подумал: «Не много ли?» И решил: «Не много – пусть чужую межу ценят».
– А кто осподарь огрешится – ударит своего холопа или робу, и случится смерть, – осподаря в том не судят, вины не емлют…
Вокша вспомнил рычащую толпу на площади возле Софийского собора. Таким дай послабление – истерзают.
Тихо вошел постельничий Свидин, поправив соболье одеяло на боярском ложе, пробурчал недовольно:
– Опочивать бы давно пора!
Был Свидин при Вокше псом верным уже лет сорок, и потому мирился боярин и с его ворчней, и с разговорами, которые не потерпел бы от других.
Вокша стал сворачивать пергамент, а Свидин, приблизясь к столу, потрогал свой багровый с просинью нос, стиснутый одутловатыми щеками, сказал возмущенно:
– Распоясалась голь. На Бабином Торжке зычливый скоморох показывает медведя – облучил его сподобляться хромому.
Свидин вобрал в плечи свою небольшую голову с волосами, похожими на свалянный бурый войлок, сквозь который розово просвечивало темя, ждал, что скажет боярин.
– По-бабьи речешь, – сердито поглядел на него Вокша, – не один я хром. Ум не хромал бы!
И уже мягче:
– Скажешь тому скомороху ко двору прийти. Может, и ему в потехе место.
Свидин недовольно посопел, перевел разговор на главное:
– Плясовица-то наша Оленка на Девичьей горе с Гришкой Черным милуется. Тоже смиренница!
Вокша испытующе поглядел на постельничего:
– А тебе что с того? Аль заришься на нее, пес плешивый?
Свидин притворно захихикал:
– Хороша юница. Слышал: вышивальщица отменная, а все скачет… Отдал бы на мой двор… в услуженье…
Вокша так расхохотался, что чуть не затушил светильник:
– Отдать голубку гиене?
Свидин обидчиво умолк, поглядел исподлобья: «Может, иное тебя проймет?»
Заметил смиренно, со вздохом:
– Да и захотел бы ты того – ослушается девка. Вольная ж.
По лицу боярина пробежала грозная тень: не бывало такого, чтобы голь ослушивалась его. Свидин припал мокрыми губами к жилистой руке Вокши:
