Боярин быстро взошел на гору, миновал частокол и очутился в небольшом дворе. Поднявшись по ступенькам, он толкнул дверь, звякнувшую крючком. В сенях пахло укропом, степными травами – тмином и медуницей. Чистый девичий голосок раздавался совсем рядом.
Вокша перешагнул порог. Через узкое продолговатое оконце, затянутое пузырем, в клеть проникал тусклый свет. На лавке возле окна сидела худенькая девушка, склонив ровный пробор невьющихся волос, вязала шерстяной чулок – «копытце».
Мать девушки, узкоплечая, с таким же, как у дочери, удлиненным лицом, готовила вечерять: поставила на стол кринку с молоком, положила ложки возле миски с киселем из овсяных отрубей.
В избе было опрятно и по-домашнему уютно. В углу висели сухие груши. Квасилось тесто в деже, скворчал в печи лук. Рыжий пушистый котенок, выгнув спину горбом, терся о ножку стола. Из-под кровли выглядывал чернобыль, заткнутый туда «на счастье».
Девушка застенчиво умолкла, подняла на Вокшу глаза. В них не было ни страха, ни удивления, только спокойная внимательность.
Мать оторопело поглядела на незваного гостя.
– Бог в помочь, – сказал он и, сняв шапку, перекрестился.
– Садись вечерять, – справившись с первым испугом, пригласила мать. Разглядев одежду пришельца, добавила виновато: – Чем богаты…
– Спаси бог, я передохну.
Вокша присел на лавку неподалеку от певуньи, пытливо поглядел на нее. Платье из холстины с сердоликовыми пуговками; на тонкой шее ожерелье из синих стеклянных бус; удивительно плавные движения рук…
– Звать-то тебя, милая, как? – обратился он к ней ласково.
– Олена, – певучим голоском ответила она.
Вокша стал расспрашивать мать, как живут, чем занимаются, подымаясь, пошутил:
– Голосок Олены меня приманил…
Девушка зарделась, доверчиво улыбнулась в ответ. Снова звякнул дверной крючок. В избу вошел отец Олены – Демид, не старый, но совсем седой. Видно, был когда-то красив, да нужда, невзгоды сделали лицо костистым, желтоватым. Бросив на лавку несколько трубчатых медных замков, произнес устало:
– Ни одного, трясовица скрути, не купили!
Поглядел на гостя и, обомлев, поклонился до пола:
– Боярин!
– Да вот зашел отдохнуть, – нахмурился Вокша, недовольный тем, что узнан, – бывайте здоровы.
Когда дверь за ним захлопнулась, мать ужаснулась:
– А я-то, дура старая, отруби совала!
Демид, раздеваясь, хмуро возразил:
– А чо ж делать, коли другого нет!
И зло добавил:
– Хромой Волк спроста не зайдет! Сегодня добрую тризну у собора справил… Снова рыщет…
