— Вот я и говорю, что тебе там не место. Кстати, отличный допрос, поздравляю.
— Я же разговаривал просто…
— Вот то-то и оно. Единственный прокол — ты не узнал, приезжала ли она на похороны матери. Для портрета свидетеля — немаловажный штрих.
Смагин наконец расслабился и улыбнулся.
— Я и так это знаю: не приезжала. Она сказала, что уезжала в Штаты четыре года назад. Мать умерла — три года тому. Но когда я уже уходил (диктофон был выключен), то спросил, приезжала ли она за эти четыре года в Россию, и она сказала, что нет.
Турецкий решил, что снова хвалить молодого следователя непедагогично, и вместо этого сказал:
— Что ты еще спрашивал без диктофона?
— Понравилось ли ей в Америке.
— И что она сказала?
— Сказала — нет.
— Ну и штучка! Следующая задача. Надо узнать, кому Белов продал квартиру. И все сопутствующие обстоятельства. Уловил?
Смагин бодро кивнул.
— А теперь поехали в Москву.
— Я же только оттуда.
— Думаешь, мне интересно тебя просто так гонять? У нас там дела.
— Где?
— На кладбище.
Слово «эксгумация» происходит от двух латинских слов: ех — это выход, выделение, или извлечение наружу, ну а humus — земля. Получается нечто вроде воскрешения. На самом деле от этого бесконечно далеко, думал Турецкий. На самом деле эксгумация — это циничное извлечение трупа из места захоронения. Для чего? А для осмотра и проведения экспертизы. В ходе расследования уголовного дела, разумеется. В общем, эксгумация — процедура невеселая. Кто на ней не был, потерял немного.
Турецкому бывать приходилось. И в этот раз он, по чьей вине процедура и происходила, решил тоже поприсутствовать, ощущая неясное чувство вины по отношению к покойнику, которого никогда даже и не видел.
День снова выдался дождливый, и, наблюдая, как рабочие орудуют лопатами, Турецкий подумал, что экстерьер весьма соответствует фильму ужасов. Оживет сейчас профессор, и такое начнется…
Профессор не ожил. Спустя некоторое время Студень исследовал останки и ничего не нашел. Интоксикации не было. Белова ничем не травили. Даже алкоголя в крови не было.
Когда вышли из Центра судебно-медицинской экспертизы, вид у Смагина был какой-то нездоровый.
— У тебя живот, что ли, болит?
— Александр Борисович, совесть мучает, — выдавил молодой следователь. — Я от вас скрыл кое-что. На самом деле не проводить вскрытие мне приказал прокурор Григорьев. Все-таки мой непосредственный начальник…
— И ты взял его ошибку на себя, — укорил Турецкий. — Или это было письменное указание?
