— Вероника, верните, пожалуйста, страницы из дневника Белова.
Вероника молчала, глядела на него чистым взглядом, в котором можно было прочитать что угодно.
Турецкий чувствовал себя не очень, но знал, что на этот раз не ошибается.
— В шестидесятичетырехстраничной тетрадке было пятьдесят шесть страниц.
— Ну и что?
— Где остальные?
— Спросите у хозяина.
— Хозяин мертв.
— Тогда спросите у того, кто их вырвал.
— Вот я это и делаю.
И тут она вспыхнула. Рыжие умеют здорово краснеть.
— Вы считаете, это я?
— Я просто знаю.
— Да почему вы так решили?!
— Знаю, — повторил Турецкий.
Вероника хотела что-то сказать, но прикусила язычок. Турецкий решил ей помочь.
— А может, я просто видел? Может быть, у дома Белова была оборудована камера слежения?
— Не было там никакой камеры.
— Вы так уверены?
Она снова хотела быстро ответить и снова поняла, что сделать так — расписаться в предметном знании личной жизни Белова. А это делать нельзя. Или можно?
Все-таки у молодости есть свои недостатки, подумал Турецкий не без сожаления.
— Вероника, как вас друзья называют?
— Зачем вам? — огрызнулась девушка.
— Вера? Ника? Вика? Ваше имя таит в себе столько вариантов… Как вас называл Антон Феликсович?
У нее на глазах появились слезы.
Ну я и сволочь, подумал Турецкий. Ну а что делать? Надо продолжать. И потом, вдруг она играет? Тогда кто тут сволочь? А странички-то нужны, нужны…
— Он всех называл по имени-отчеству. Он был очень вежлив и деликатен. Хотя и… — Голос ее дрожал.
— А у меня другие сведения насчет его деликатности, — резанул Турецкий, вспомнив, что рассказывал Ляпин. Все-таки сволочь — это я, подумал он, несмотря на то, кем окажется девчонка.
— …хотя и требователен в работе, — насилу закончила Вероника, едва не всхлипывая.
— Я устал, — признался Турецкий. — Просто отдайте дневник профессора, чтобы я понял, насколько вы увязли в этом деле, и помог вам выбраться. Если только вы еще его никому не продали. Это важно для всех. Для вашей Лаборатории, черт ее возьми.
Вероника Лавочкина ушла в комнату — он ее видел и не двинулся следом, — открыла ящик с постельным бельем, что-то вытащила, вернулась и отдала Турецкому стопку тетрадных страниц.
— Как они попали к вам? — строго спросил Турецкий.
— Вы сказали, что знаете, — я их вырвала. — Теперь голос у нее был потухший.
— Я соврал, я ничего не знаю наверняка, — строго сказал Турецкий. — Вы не могли их вырвать, если только сами не убивали Белова. Но у вас — алиби, вы были в Москве. Так откуда страницы?
