— Да, — кивнул Турецкий. — И в таком доме вы живете?
— Ну в привидения я не верю. А кроме того, я обошла все чердаки и подвалы с фонариком. — Алла улыбнулась. — Впрочем, эту легенду рассказывают здесь и про другие дома.
Турецкий решил, что настал удачный момент.
— Кстати насчет строгого отца семейства. Как ваш бывший муж следит за успехами дочерей?
— Герман? — удивилась Алла. — Вот уж нашли строгого отца семейства! Я уж сто лет о нем не слышала. Нет, я знаю, конечно, что он крупный бизнесмен, ну так это же еще при мне было. Я уехала из России…
— В девяносто восьмом году, я знаю. Меня интересует, вы поддерживаете отношения?
— У него неприятности?
— Отвечать вопросом на вопрос — дурной тон, — улыбнулся Турецкий.
— Только не на такой вопрос.
— Тогда я отвечу первым. У него совершенно никаких неприятностей. Настолько, что на приглашение на встречу в Кремле с представителями крупного бизнеса он отвечает отказом.
— Узнаю Германа, — засмеялась Алла. — Хорошо, тогда я скажу. У нас есть договоренность, согласно которой он не лезет в мои дела. А его дела меня никогда не касались. — Она немного задумалась. — Мы не виделись с момента моего отъезда. А уж не говорили по телефону, пожалуй, лет пять.
— Ни разу?
— Нет.
— В том числе за последний месяц? Припомните, пожалуйста. Может быть, какие-то электронные сообщения или через вторые руки?
Она покачала головой — спокойно и уверенно. Потом взмахом ресниц подозвала официанта и что-то шепнула ему по-чешски. Турецкий любовался этой женщиной.
— А когда вы бываете в России?…
— Я не вижусь с ним… — Она прикурила тонкую коричневую сигарету. — Знаете, жизнь на Западе наложила на меня свой отпечаток. Я не знаю, сколько мне жизни отмерено, и потому стараюсь относиться к ней бережно и не тратить ее по ерунде… По ерунде… — Она снова засмеялась. — Какое чудесное слово!.. Сочное, всеобъемлющее. Все-таки приятно говорить по-русски вслух.
— А думаете вы на каком языке? — заинтересовался Турецкий.
Алла запнулась.
— Вы меня врасплох застали. Наверно, это зависит от контекста, говорю с мужем — думаю по-немецки. Вот сейчас по-русски, конечно! Знаете, — порывисто сказала она, — я вам очень признательна за эту нечаянную встречу.
Турецкому даже стало неловко.
Впрочем, женщина тут же вернулась на деловой лад.
— Так вот. Я не буду вас спрашивать, зачем вам все это надо. Все равно правды не скажете. Вас почему-то интересует мой муж. Хотите знать, как мне с ним жилось? По всякому. У меня прекрасные дочери, и он приложил к этом руку, нельзя отрицать. Правда, сейчас совсем ими не интересуется, и вот это уже у меня в голове не укладывается… Но жилось мне с ним тревожно. Времена были такие. В России еще постреливали. А он как раз свою фармацевтическую империю сколачивал. Как и все, был уверен, что уж с ним-то ничего не случится. Впрочем, оказался прав. Но… он меня тяготил. Подавлял. Я давно уже была самостоятельным человеком, а он, кажется, даже мысли такой не допускал. В России я себя плохо не чувствовала. У меня было все. Я могла позволить себе какие-то вещи, которые не могу сейчас. Но, уехав из России, я стала счастлива. Мой нынешний муж часто цитирует своего соотечественника Витгенштейна: «Решение жизненной проблемы мы замечаем по исчезновению этой проблемы».
