Понесла, однако же, в то время нелегкая нашего «генерального» на Кубу, где он впервые увидел небоскребы американской постройки. Был поражен и раздосадован тем, что в строительстве мы отстаем. А вернувшись, повелел, как обычно, догнать и перегнать. Придворные архитекторы ретиво склонились над картой образцового коммунистического города. И от Кутафьей башни до набережной Москвы-реки через дворики Арбата протянулась ровная линия высоток министерств и ведомств, символизировавших величие новой советской бюрократии. А историческое наследие разве было когда-нибудь помехой для капризов власть имущих? Вот и дом пушкинского друга, у которого поэт останавливался во время визитов в Москву, оказался лишним…
На пересечении этой неотвратимой линии с Садовым кольцом оказался дом едва ли не дореволюционной постройки, который сносить не стали, а только надстроили. И на седьмом — надстроенном — этаже этого дома Шаровым выделили огромную квартиру, которая на долгие годы стала родной для Василия. А кафе «Метелица» и кинотеатр «Октябрь» с подросткового возраста были местами проведения досуга, встреч с друзьями и многочисленными шаровскими девицами…
— Эх, молодость, молодость, — усмехнулся усталый академик и, отойдя от окна с видом, не радовавшим глаз, опустился в кресло и смежил веки.
Загородившись рукой от мягкого света настольной лампы, он задремал. И не услышал, как негромко щелкнул замок входной двери…
…— Ты меня разочаровываешь, Слава. И месть моя будет ужасной. — Выслушав ответ телефонной трубки, Турецкий расхохотался. — Ну да. Ну да. То есть мы будем с восхода до заката заниматься остохреневшей рутиной, а ты — «мысленно присутствовать в группе каждый день, а в случае жуткой необходимости возникнешь реально»? Какой же ты, Славик, гусь! Нет, я понимаю, конечно… Ладно, и на том спасибо.
Александр Борисович положил трубку и поднял взгляд на стенные часы: пора бы и верным соратникам объявиться. Тут же послышался вежливый стук, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась физиономия Галины Романовой с хитрющей улыбкой на пухлых губах.
— Можно, Сан Борисыч?..
Турецкий улыбнулся в ответ и кивнул. Он любил племянницу покойной Шурочки, плотную спортивную девицу — обладательницу светлой головы и отзывчивого сердца. Не зря ее Слава в МУР взял после юрфака. В последних делах она была очень полезна, не говоря уж о том, что работать с симпатичной приветливой девушкой было просто приятно.
