– Номер в гостинице «Грант», говорите?
– Апартаменты.
– Меня это не привлекает.
– Почему?
– Один красный берет…
– Простите?
– Луг, овцы, парашют, – говорю я со смехом, запутывая майора Шустера.
– Не понимаю…
– Я тоже ничего не понимаю. Я сама понять не могу, как вообще запомнила слова из «Нью-Иорк Таймс», сама понять не могу, зачем он подтвердил Militer Police, что я его переводчица.
– Фройляйн Мария, что с вами? Прекратите пить виски…
– Я должна решиться, но не знаю, на что… А как вы принимаете решения, майор?
– Ну уж не как Гамлет.
– Что значит – «не как Гамлет»?
– Гамлет не умел принимать решения.
– Значит, решение важно само по себе, независимо ни от чего?
– Так точно, фройляйн Мария.
– Хорошо, я буду работать на кухне.
– Прошу вас, не отказывайтесь от Opening Nights!
– С удовольствием поработаю на вас, господин майор.
– Я – Карл.
– Я – Мария.
– Я бы выпил сливовицы, Мария.
– Мария желает виски.
«Значит, так, – думала я. – У меня есть виски, майор Шустер, а в гостинице „Гранд“ – капитан Гарольд Кин. Пока что остановимся на виски. Майор Шустер поможет мне выжить на кухне. Капитан Гарольд наврал в мою пользу. Обманул американскую полицию, сказав, что я работаю у него переводчицей. Этот жест был прекрасен, как и наш диалог на лугу… Ох, и выебут меня сербы за то, что работаю на оккупантов, неважно, будь то майор Шустер или капитан Кин! Да, не приняв решения, остаюсь в клинче. Если Гамлет погиб, потому что не мог решиться, то я зашла куда дальше Шекспира, поскольку у меня есть два решения: майор Шустер и капитан Кин. Мамалыга на кухне может подождать».
– Еще виски, пожалуйста, безо льда. Два решения, пошутим над Шекспиром, и четыре виски, майор Карл Шустер разрумянился после двух сливовиц. Мое третье решение – мои пальцы, которые легко, словно дыхание, ощупывают свитер майора Шустера. Он чуть напрягся, словно по стойке смирно, мне почудилось, будто он ждет, что я положу ладонь ему на живот. Но я оставила ее парящей в воздухе. Майор Шустер подхватил ее и поцеловал ладонь, слегка, только чтобы познакомить с ней свои губы. Я вертанула задницей. Этот легкий поцелуй с маху врезался в мои чувства. Да, я не трахалась с 23 марта 1999 года, когда утром начались бомбежки. Мой парень, сокурсник, Иордан его звали, совсем как ту речку из Библии. Трахались мы возле моего дома, на берегу реки, тогда, 23 марта, облака на небе и тяжкие поцелуи, мы меняли позиции, как снайперы на фронте, под пение волн и ворон – не жалей патронов. Этот мой Иордан жил на другом берегу, и пока он плыл на мне, я вдруг сообразила, глядя на него в фас, что Иордан от меня уплывет… Я точно знаю, он меня любил, но еще больше он любил себя. Иордан.
