Обычно я не помню своих снов и уже почти не помню, о чем мечтал, когда был молодым. В голове лекции, студенты, кафедральные сплетни. «Тюсингура моногатари» — как называет эту болтовню Гарольд, «сказания о служащих» или что-то в этом роде. Как правило, после сорока все служащие государственных научных учреждений плавно переходят с науки на чаепитие и эту самую «тюсингуру». Или даже раньше. А у меня… Что у меня? Университет — аспирантура — кандидатская — докторская. Все стандартно. Теперь еще и административные бумажки пописываю. Со студентами занимаюсь. Все чинно и благородно, когда Гарольд ко мне не цепляется. Ритм моей жизни прост.
Я вдруг вспомнил свою первую студенческую конференцию. Воспоминания оказались неожиданно яркими. Неужели так все и было?
…Краткий обзор моего доклада — абзац из десяти самых важных для человечества строчек — был потерян среди сотни других студенческих заявок. Я примчался в МАТИ потный, красный от жары и от негодования. В организационном комитете вовсю работали вентиляторы. Сутулый парень в очках с темными пятнами под мышками плохо отглаженной рубашки вяло порылся в бумагах на столе и развел руками, вытирая пот со лба.
— Александр Константинович Вуд?
Я энергично закивал.
— В списках-то ты есть, — парень еще раз задумчиво поворошил бумаги, — должно быть, девочки куда-то сунули… Катька! Папка тут валялась, синяя такая, или красная, не помню… Катька, слышишь?… Слишком рано ты привез работу, парень — за неделю до начала конференции… Катька, оглохла?
Я в немом возмущении уставился на него, в горле застрял комок: «моя гениальная работа — потеряна!?»
— Впрочем, — добавил апатично парень, — поместим твои тезисы не в космологию, а в какую-нибудь другую тему, где еще место для заявок осталось, — он зевнул, равнодушно поглядел на меня, — парень, тебе что, разница? Все равно их никто не читает… Эй, Катька, притащи чего-нибудь холодненького, сдохнуть тут можно! Или Таньке скажи, чтоб сбегала. Только шоколадного мороженого не берите — терпеть не могу шоколад!!
На моем докладе в МАТИ было пять человек. «Ужасно много!» — волновался я, руки у меня тряслись, ладони были потные. Надо обязательно, обязательно им всем доказать, что я прав, что моя работа — это новый шаг в понимании многомерной теории пространства-времени, в попытке впервые доказать существование дополнительных измерений в нашей Вселенной. Я заикался от волнения, вставлял невпопад всякие междометия. Помню, что потом меня наградили
