— Да что Вы так на меня смотрите!? — это прозвучало излишне резко, но мне становилось все тяжелее с ним говорить так вот, один на один. И меня совершенно выводила из себя его усмешечка.
Реджинальд погасил улыбку. Отвернулся от меня.
— Вы становитесь невероятно настырны и даже нагличаете, когда, наконец, решаетесь на стаканчик-другой, Александр. Сегодня, я вижу, Ваша робость преодолена окончательно.
— Я знаю, что не так умен, как Вы, мне вообще до Вас далеко… но Вы все равно не имеете права!!…
— «Пра-а-аво», «умнее» — слов-то сколько! Смешные вы, ребята. Оба смешные, до слез, — зевнул Реджинальд, смотря на часы. Он окончательно потерял ко мне интерес.
— И что же такого смешного!?
— Вы оба безнадежные романтики. И Вы, Александр, в первую очередь.
— Я!?… Ну, разве что в далекой молодости, — я не ожидал такого поворота.
— Сейчас не меньше, хотя Вы и демонстративно фыркаете при разговорах о всяких восторженно-абстрактных категориях. У Вас довольно сильно искажено восприятие реальности. Всех людей, с которыми встречаетесь, Вы воспринимаете по их отношению к науке — чертовски объективный и «жизненный» критерий, скажу я Вам. А что Вы думаете по поводу моей персоны — это же просто уму не постижимо! В моих глазах Вы силитесь разглядеть мириады миров, полных математическими красотами и топологическими вывертами… Да нет этого ничего, не обладаю я никакой «многоуровневой Вселенной», вообще ничем, хоть в какой-то степени занимательным. Все, что у меня есть там, — он ткнул указательным пальцем в висок, — я даже злейшим врагам не пожелал бы! — он внезапно осекся, глянул на меня с раздражением.
Никогда Реджинальд не говорил так много сразу. И тем более со мной.
— А что скажете про безнадежного романтика Гарольда? — спросил я. Мне не хотелось сейчас вникать в то, что он сказал про меня. Или больше про себя?
— Гарольд, — тихо произнес Реджинальд, его взгляд потеплел, — «дающий-природе-имена»… просто… виват, Гарольд.
…Я с усилием возвращаю себя в реальность, в день сегодняшний. Уже рассвело. Начинался новый не по-осеннему жаркий день. Он будет таким же плавящим асфальт раскаленным днем, всплывшим из моей памяти, возвратив в студенческие годы. Прошлое не должно возвращаться, ни к чему мне эти воспоминания.
И зачем это все надо, господи!?
Да ведь нет ее, нет, этой проклятой «истины», нет ее и не было никогда! Битва за нее так же безумна и бессмысленна, как проповедь фанатика веры дикарям в джунглях!
