Джеймс смотрел в окно на приземистые, стоящие близко друг к другу гранитные дома, выстроившиеся вдоль узкой дороги, и думал, насколько унылой и бесцветной должна показаться постороннему эта часть Корнуолла.
Непонятно почему продолжительное молчание незнакомки стало его раздражать. Джеймс был уверен, что она не заговорит и не признает каким-либо другим путем его или ситуацию, в которой они оказались, пока это не станет совершенно необходимо. Она была вся закутана в оболочку неистовой гордости, которая дала ей возможность пережить спектакль в Ганнислоу. Разрывать эту оболочку она пока не собиралась.
В любое другое время он бы восхищался такой силой характера, но сейчас был не настроен на такую чепуху. Ее самообладание, адское чувство собственного достоинства начали действовать ему на нервы. Она представляла собой огромное неудобство для него, ненужную и тяжелую ответственность, и он сам себя проклинал за то, что взвалил ее на свои плечи.
Ганнислоу остался позади. Экипаж выехал на грязную дорогу с глубоко выбитой колеей. Внутри кареты продолжала висеть неловкая тишина, прерываемая дребезжанием окон и визгом колесных спиц.
Джеймс раздраженно спрашивал себя, стоит ли прерывать молчание. Почему он должен делать усилия, если она усложняет ему жизнь? Кроме того, она – Джеймс помнил, что ее зовут Верити, – была явно напугана. То, как свирепо она вцепилась в кожаный ремень, показывало, насколько она боится.
Конечно, она его боится. Проклятые дураки в Ганнислоу об этом позаботились. Она слышала их злобный шепот и лицемерное сочувствие – от тех же людей, которые готовы были швырнуть ее Уиллу Сайксу. Но кузнец был всего лишь большим и грязным, а по существу же он совершенно безобидный. Эти людишки считали Джеймса худшим из чудовищ, если думали, что он способен замыслить против нее какое-то зло.
Но самым страшным было то, что они, возможно, были правы...
Взгляд Джеймса блуждал, по проплывающему мимо пейзажу. Проклятие! Надо было сказать кучеру, чтобы ехал более длинной южной дорогой на Пендурган, вдоль покрытых буйной растительностью берегов реки. Эта же дорога шла прямо через один из самых неприятных участков – Бодмин-Мур. Она, наверное, думает, что ее везут в какое-то логово дьявола.
Наблюдая за ней, Джеймс заметил, что вид из ее окна еще более зловещий, чем видневшиеся с его стороны отдаленные холмы насыпей. С этой стороны лежали руины зданий Уил-Зелаха, шахты, которая была выработана еще во времена его деда. Брошенная лебедка и обваливающееся строение с оборудованием были довольно обычным зрелищем в Корнуолле, но что женщина может подумать о них и о силуэтах голых труб, застывших на фоне багрового закатного неба? И о неряшливых кучах отработанной породы, возвышавшихся, как пирамиды, у подножия горы? Для человека, незнакомого с горным делом, все это, должно быть, выглядит странно и уныло.
