— Понимаю ли? — с хитрой ухмылочкой спросил мэр. — Нет, уважаемый Григорий Алексеевич, я понимаю так, что это вы усиленно пугаете меня, пытаетесь даже как бы угрожать, хе-хе!.. — легким смешком он ловко смикшировал серьезность смысла произнесенной Переверзиным фразы.
— Я-а-а?! — искренне изумился гость. — Да вы просто не желаете понимать нашего доброго к вам отношения!..
«А вот и жесткие нотки проскользнули, — отметил про себя мэр. — Ну-ну! Когда ж до дела-то дойдет?..»
— Вы полагаете, что добрые отношения должны и дорого оплачиваться, так? Я вас правильно понимаю, Григорий Алексеевич?
— Ну, во-первых, вы должны ценить уже одно то, что именно к вам первым мы обратились. К нам ведь очередь стоит. И, кстати, принимая на свои плечи груз обязательств по компьютеризации вашей энергетики, мы здорово теряем в финансовом плане, уступая очередь вам и временно отказываясь от более выгодной сделки. Очередной заказ для Москвы стоит, по нашим прикидкам, порядка пятидесяти миллиардов рублей. Впечатляет? У вашей программы, как показало тестирование, нет стабильности, у нас же она есть. И мы даже готовы что-то потерять в финансовом смысле, но приобрести, если хотите, в этическом. Я настоятельно советую, пока есть еще время, расторгнуть договор с вашими прежними, опозорившимися партнерами и заключить его с нами. Это — ваше спасение.
— И наши тридцать миллиардов, — подсказал мэр.
— Ну, пусть так, — словно бы отмахнулся Переверзин. — Разве это так уж существенно? Кстати, и ваше собственное, Виталий Семенович, моральное спокойствие и прочность позиции тоже чего-то стоят, не правда ли? Когда у вас перевыборы, будущей весной? А ведь мы могли бы еще успеть, да-да. Или не успеть, если за дело возьмутся наконец краснодарские власти, как они твердо мне гарантировали, и у которых ваша катастрофа — вот где! — он ткнул себя пальцем снизу в подбородок. — Но это будет тогда выглядеть чем-то, напоминающим переворот, а лично я не сторонник политических эксцессов. Хотя, уверяю вас, умею решать вопросы временной нестабильности, когда договаривающиеся стороны никак не могут прийти к взаимовыгодному решению. Уверяю вас, умею! — это прозвучало совсем уже грозно, даже с вызовом.
— Так я не пойму, — гнул свое мэр, — вы кто? Бессребреник? Патриот? Диктатор там, где речь заходит о миллиардных гонорарах? Где корни вашей настойчивости, мало напоминающей благотворительность?
— А знаете, Виталий Семенович, я ведь вам врать не стану. Никакой я не патриот. И уж тем более не благодетель. Просто у вас тут, на северной стороне, моя матушка проживает. Старушка. Свой домик, уезжать не хочет, как ни зову. А у вас морозы лютые, особенно когда бора свистит, я знаю, приходилось… И мать сидит и плачет, света нет по три дня. Доколе ж, уважаемый?! Кур в дом тащит, чтоб не замерзли. Ну, что мне делать прикажете?
