Правда, Ильич — мужик приличный. Взятки брал, но не зарывался. Сам слышал случайно, как он говорил родителю в своем кабинете: «500 рублей дашь — возьму. Пять тысяч дашь — с удовольствием возьму». Шеф отрывался на учителях: мизерные зарплаты и фокусы с летними увольнениями. Из-за текучки школа была самая слабая и единственная, которая не называлась гордо гимназией. Впрочем, Ильич и сам не шиковал: «Аудюха» 87 года и двухкомнатная хрущевка — это все, что он рисковал показать общественному взору. Может, на него отрезвляюще подействовал пример его предшественницы. Та, тоже ссылаясь на текущую крышу, взимала мзду, но таксу держала твердую — 10 тысяч. Ездила на «мерсе», купила своим детям квартиры, выглядела как леди и часто посещала курорты. Но с учителями делилась, отпуска оплачивала. Брала она много и часто, но красиво и аккуратно — просто протягивала талончик с неким расчетным счетом. Налом не баловалась. В школе до сих пор добрым словом вспоминают и ее, и ее методы. Закосила ее не прокуратура, не ОБЭП, и не налоговая, а целебная, дорогая радоновая ванна. После курорта резкое, неожиданное обострение невесть откуда взявшейся лейкемии и — вся школа рыдала на ее похоронах. Хорошая была женщина, у всех нашлось доброе слово. Но протекающая крыша до сих пор красивый повод для поборов.
А я — идеальный работник. Денег не требую, только жилье и доступ к машине, которую Ильич отвратительно водит.
— Зайди! — крикнул в окно Ильич. Он сидел один в кабинете, с несчастным лицом. Ильич — человек без «особых» примет. Средний вес, рост, возраст, а лицо с третьего раза не запомнишь.
— Как ты мог так опозориться?
— Я ж не знал. Думал, новенький.
— …ть, — шеф был самозабвенный матершинник.
— Я тут машину разбил, — заинтересовался я его упражнениями.
— …ть. Ты ж вчера только за руль сел…ц!
— Сделаю, лучше новой будет. Какая-то дура зад помяла, когда на светофоре стоял.
— Деньги стряс?
— Ей самой бы кто помог. Сам сделаю, только краску куплю.
— Иди, рыцарь…ый.
Я и ушел. Купил два пакета геркулеса на ужин. Для меня в еде главное не качество, а количество.
Но этот чертов денек не кончился. Еще саднила щека от пореза опасной бритвой, как по пути из магазина, пролезая в заборную щель на территорию школы, я застрял. Вчера не застревал, позавчера не застревал, просто не ленился перепрыгивать. А сегодня вдруг польстился на широкое расстояние между прутьями. И вот сижу как Винни-Пух в норе у Кролика. Втянул живот — без успеха. Рубашку жалко, порвется, а она одна, из прошлой жизни. Я посидел, задумавшись. Ладно, черт с ними, соберут с родаков еще и на новый забор. Раздвинул руками толстые прутья и пошел к сараю. Но и это еще было не все. В кустах что-то шуршало и похрипывало. Пришлось заглянуть. В большом полиэтиленовом мешке, наглухо завязанном, трепыхался щенок. Это детки со шприцами развлекаются. Кажется, у него уже конвульсии. Я развязал мешок, щен похрипел еще немного и задышал ровнее. Будешь Арон, если выживешь. Бог войны. Взяв его под мышку, я зашагал к сараю.
