Это был не очень хороший текст, но другого я придумать не мог и выучил этот, как трудный урок. Пока коньяк еще бродил по мозгам, я решил к ней поехать.
«Я знаю, что ты ненавидишь цветочки, но мужики, когда мирятся… поэтому получи свою порцию… скручу, свяжу, но останусь жить рядом…»
Я твердил про себя это, пока ехал, я не хотел бы сбиться при ней, потому что если собьюсь, то сначала уже не начну.
Дверь открылась, и в темноте коридора обозначился ее высокий силуэт.
— Я знаю, что ты ненавидишь цветочки, но мужикам когда хочется, скручу и свяжу, только попробуй спустить меня с лестницы, слюни и сопли — получай свою порцию! — Я с размаху прямой правой воткнул ей букет в лицо. — Хочешь, поедем в Марбелью, — вспомнил я, — только мне не фиг там делать.
— Ой! — вскрикнул силуэт мужским голосом. — Больно шипами по морде!
Из этого я понял только одно — у Беды в квартире мужик. Я не стал долго думать на эту тему, просто размахнулся и вмазал ему свободной левой рукой туда, куда только что сунул цветы. Послышался грохот и дружный женский визг. В коридоре зажегся свет, там обозначилась толпа народа, среди которой не было Элки. На полу, с изумрудного цвета лицом, лежал Женька Возлюбленный, на груди у него красовались три бордовые розы. Над ним склонилась Салима в красном фартуке, рядом стояла крупная женщина восточной наружности и с нескрываемым ужасом смотрела на меня.
— У нас нэчэго брать, — еле слышно, с акцентом, сказала она.
Я понял, что она приняла меня за грабителя, и попытался отшутиться:
— Кроме дэвичьей чэсти.
Она пронзительно завизжала.
— Не бойтесь, я не причиню вам вреда, — попытался я перекричать ее визг.
Женька открыл глаза, и я понял, почему у него такое ярко зеленое лицо: кто-то заботливо обработал его раны зеленкой.
— Женя, — сказала Салима, когда Надира оборвала свою песню, — тебя опять избили. — Она утерла его нос красным фартуком и сказала Надире:
— Это муж Элкин, не бойся. И чего вы тут не поделили?
— Муж? — привстал Женька. — А говорил, учитель!
От всего этого у меня голова пошла кругом.
— Где Элка? — рявкнул я. — Как ты здесь очутился?
Женька сел, потер затылок, потрогал разбитый нос, из которого алой струйкой на зеленый подбородок бежала кровь.
— Пропала Элка, — сообщил он тоном, каким говорят, что несовершеннолетняя дочь не пришла ночевать домой.
— В смысле?
— Приехала ко мне туда в шесть, как только стемнело, сказала «У меня поживешь», увела, в машину посадила и сюда привезла.
