Он верещал, как канарейка по утру, которую можно заткнуть, только набросив на клетку черную тряпку.
— Это наши бабы вам пропели? — я выдернул из дырки в кресле кусок желтого поролона.
— Завуч, — он с интересом посмотрел на желтый кусок в моей руке. — Она утром водит внука в садик. Мимо школы. Случайно видела.
— Значит так, — я пульнул желтый ошметок в мусорное ведро, но не попал. Питров, не скрывая спортивного интереса, вздохнул разочарованно. — Возлюбленный — это фамилия. Я кричал не «вернись», а «ходи сюда». Это разные вещи.
Питров кивнул, соглашаясь, что это разные вещи.
— Это больной, пожилой человек, насколько я понял, без определенного места жительства. Ночью его избили подростки, и он спасся бегством, перемахнув через школьный забор. Он потерял сознание, и я не мог ему не помочь. Я оставил его переночевать, накормил, напоил, и разрешил остаться на некоторое время. Ему отбили почки, он еле ходит. Я ответил на ваш вопрос?
Питров поскучнел, и без лучезарной улыбки стало ясно, что он потрепанный жизнью человек, с не очень удавшейся карьерой.
— Его избили подростки из вашей школы? — неожиданно жестко спросил он.
— Не знаю, — честно признался я, встал и ушел.
Я лопатками чувствовал его насмешливый взгляд. Не такой уж он весельчак, этот мятый-перемятый Питров. Развел меня, как девчонку-наивницу.
* * *
Говорят: пришла беда, отворяй ворота.
В моем случае это звучит довольно двусмысленно, так как Беда для меня — имя собственное. Мне больше нравится выражение про черно-белые полосы. Если началась черная полоса, нужно покрепче сжать зубы и быть ко всему готовым.
Неприятности в тот день липли ко мне, как репьи на лохматого пса.
Едва я вышел от следователя, на меня налетел красный, как рак, Ильич.
Он менял окраску сегодня, как медуза в зависимости от цвета морского дна.
— Петька, жопа в подвале, жопа! Трубу прорвало! А там арендаторы-хераторы! Тренажеры как вся школа стоят. Вызывай аварийку! Там воды по колено! — кажется, шеф забыл про то, что жестоко на меня обиделся.
Я помчался вниз, преодолевая лестничные пролеты широким балетным шагом. Ильич за мной не последовал.
Внизу, у выхода, спиной ко мне, низко наклонившись, стояла Марина. Я удивился ракурсу, слегка притормозил, но вовремя заметил, что она не может отцепить руку от сапога: зацепилась якорем за молнию.
— Пришвартовалась? — крикнул я, ускоряясь.
Марина посмотрела на меня глазами бездомного котенка, которому неоткуда ждать помощи. Я не поддался.
