— Ты, мудила, полегче его… а то пойдешь в расход по статье «порча олигархической собственности»! — с претензией на хромающий на обе ноги юмор прошипел кто-то. — Ведь его родственничек…
Мыскин не успел дослушать фразу главного налетчика до конца; грубый голос спросил: «А что с этим, братва? Фирс сказал — убирать?»
Со словом «убирать» перед глазами Алика Иваныча полыхнула звонкая вспышка — словно безумный художник развел палитру из одних алых, красных, бордовых, черных с искрой красок, — а потом медленно опустился огромный бархатный — театральный занавес…
* * *
Сергей Воронцов сидел в своем гостиничном номере и смотрел телевизор. Перед этим он получил несколько серьезных рекомендаций по ряду моментов, как-то вести себя на сцене, ритмично открывать рот под фонограмму и каким образом не очень сильно выбиваться из ритма шоу-балета.
В принципе, это ему удавалось неплохо, а, прослушав «фанеру», под которую ему предстояло «петь», Сережа нагло заявил, что сам он спел бы не хуже. Последние консультации в пустом танцполе при гостинице «Звездная» проводили стилист Элтон (которого на самом деле звали Валера, с недопустимой для человека его профессии фамилией Сухоруков) и оказавшийся руководителем подтанцовки и бывшим профессиональным балеруном вчерашний обиженный Курицын-Гриль.
Последний, по всей видимости, еще не понимал, что Воронцов и Аскольд — это разные люди. Конечно, он накануне видел эту парочку в «Голубом небе», но теперь, судя по всему, находился в твердой уверенности, что тот человек, который отрабатывал танцевальные па и артистично раскрывал рот, не издавая при этом ни звука — это Аскольд.
Романов, сидевший за столом администратора в чисто американской манере — ноги на стол, — следил за всем этим издали и негромко говорил Фирсову:
— Я же говорил, что он не хуже Аскольда. Пластика у парня великолепная, ничего не скажешь.
— Конечно, великолепная. Ты хорошо изучил его послужной список? Так вот, он кем угодно может работать. Я когда прочитал в досье, какими вещами этот паренек баловался, так, откровенно говоря, даже чуть-чуть оторопел. После всего этого остаться в живых и еще жить, как нормальный человек, ни от кого особенно не скрываясь… дать себя найти так, как он позволил это сделать нам — это, я тебе скажу, надо или без башни быть, или… черт его знает.
Фирсов покачал головой, а потом продолжил:
— И еще этот козел, крупье из «Золотых ворот», который нам и оформил всю эту подставу… ведь он и не знает, с кем дело имеет. До конца не понимает. Взял с собой четырех амбалов, которые только что и умеют, как лохов трясти да загулявшую клиентуру потрошить и на улицу вышвыривать, и пошел к этому Сереже Воронцову. А тот, с Мыскиным своим, голыми руками, с бодунища — и под орех.
