— Кушать хотелось? Это верррна-а. Хочется.
— Целую неделю работал, — повторил Воронцов, осознавая, что он, Сергей Григорьевич, просто катастрофически, феерически пьян.
— А-а-а… садомазофакер… между прочим, вот ты думаешь, что я педераст?
— А что ж ты в гей-клуб пошел? — буркнул Сережа.
— Не-е-ет… я не педераст.
— А кто же ты?
Андрюша Вишневский со значительным видом приблизил палец с наманикюренным ногтем к накрашенным же губам и, таинственно икнув и понизив голос, выговорил:
— Тс-с… тихо. Я — король!
Сережа загрустил. Ему вспомнился недавний припадок белой горячки у папаши и его беседы на повышенных тонах с унитазом, а потом всплыло марктвеновское, кажется, из «Гекльберри Финна»: «Вы видите перед собой покойного дофина Людовика Семнадцатого, сына Людовика Шестнадцатого и Марии-Антуанетты. Да, джентльмены… вы видите перед собой законного короля Франции, в синей холстине и нищете… изгнанника, страждущего и презираемого всеми!»
Аскольд качнул головой и тут же исправился:
— То есть… я буду король. Потому что сейчас я — принц! Да, я принц. Я купил… купил себе княжеский титул. Я князь Андрей!
— А я Пьер Безухов, — подавленно пробормотал Сережа.
Но Аскольд не расслышал его. Вдохновясь собственной таинственностью, он говорил:
— Я купил себе титул у Российского дворянского собрания! А титул «князь» переводится на французский язык как prince — принц!!
Сережа качнулся вперед и выпил. Аскольд оборвал свою речь и подозрительно спросил:
— А тебе еще двадцати двух нет?
— Нет. Мне двадцать один.
— Очко, — по-детски обрадовалась «звезда» и начала меланхолично мочиться со столика прямо на пол.
Сережа посмотрел на отправляющий малую нужду светоч русской молодежной культуры и неожиданно для самого себя декадентски захохотал. Ему было жутко.
На столике неподалеку сидел его тезка Романов и тоже грустил. При этом он перекладывал на вольную интерпретацию монолог из репертуара Михаила Задорнова: «В ночном баре был кладбищенский порядок. Всю ночь в тишине пили лю-юди! Это же кошмар для русского человека! Ресторан на погосте!» Фирсов же разговаривал по сотовому телефону и изящно помахивал в воздухе стулом.
Оба они, судя по всему, были в предпоследнем градусе алкогольной лихорадки.
— М-может, пора? — пробулькал Романов, краем глаза посматривая на почти лежащего на столике Аскольда. — Вон он уже как…
— Подождем. А то этот… Воронцов… может все испортить. Мне сегодня этот, из казино… крупье который… рассказал, как вчера утром с бодунища этот крендель отделал четверых гоблинов. Правда с ним еще был этот… здоровый такой. Но тот вообще еле на ногах… стоял.
