— Элементарно. Наши торговцы имеют обыкновение держать кассу открытой, — сказал Аскольд, в то время как Алик Мыскин начал заливать незаконно присвоенный бензин в бензобак машины, — надеются на свою ушлость… типа все видят. Я и подумал: а почему мне, собственно, не позаимствовать оттуда денег в трудную для державы минуту? Особенно в какой-то жалкой торговой точке, которую можно купить с потрохами за ничтожную долю месячных доходов моего дядюшки. Правильно я мыслю?
— Ну да, — с кривой усмешкой сказал Александр. — Садись в машину, поедем…
Аскольд продолжил уже в салоне:
— Так вот, я и говорю той кукушке, что там сидела и злобно на меня косилась: а что, мадам, вон то вино за сто восемьдесят рублей — оно у вас включает одиннадцать процентов алкоголя или оно, упаси Боже, крепленое? Вежливо так говорю, я уже лет шесть ни с кем так вежливо не разговаривал с того случая, когда в колледже я предложил преподу присесть, а стул под ним взорвался. Он мне накануне закрысил курсовую… ну, я ему и сбацал чернобыльскую аварию в одной отдельно взятой жопе.
— Ты учился в Америке, небось?
— Да нет, в Москве. Хотя дядя с папашей хотели меня пристроить куда-нибудь в Гарвард: дескать, такой здоровый оболтус, а ни хрена не знает и не умеет. Ну и дальше про ларек: эта шалава, которая там за продавщицу, торкнулась в мою сторону, аки глухой тетерев, а потом подставила стул и полезла за этим вином на самую верхнюю полку, чтобы, значит, узнать, сколько там градусов. А я тем временем кассу вычистил… Копперфилд удавился бы собственными пейсами, увидь он мою денежную реформу… и говорю так вежливо, аж в боку закололо: ну что, сколько процентов спирта на-гора выдали доблестные североосетинские виноделы? Она свою харю поворачивает и говорит: одиннадцать, совершенно верно. А я говорю: ах, какая незадача, а я думал, что оно безалкогольное… я же за рулем. И пока она свои зенки растормаживала, я уже поворот оверштаг — и полный адью. И ручками так на прощание сделал, как я своим гребаным поклонничкам махаю, когда ухожу со сцены.
— А воровать кто тебя учил? — смеясь, спросил Алик Мыскин, размазывая грязь по потному лбу еще более грязным пальцем.
— Ну-у-у, — обиженно протянул Аскольд, — полегче на поворотах. Воровать?! Да это разве воровать? Да я уже ничего не ворую с тех пор, когда проездом в Питере в каком-то клубе напился, кокса обдолбался и обчистил «Руки вверх»… которые там Потехин и Жуков… знаешь, да?
— Это клип такой… с голыми телками… где там еще «где взяла такие ножки», сиськи и жопу? — припомнил знаток русской эстрады Александр Иванович Мыскин.
