Когда она прислонилась спиной к колонне в бальном зале, обмахиваясь веером, чтобы успокоить жар, от которого все еще пылала ее кожа, то подумала, что могла бы упасть в обморок от головокружения. Грейс больше не знала, кто она такая. Она чувствовала себя потерянной и в то же время найденной. Никогда в жизни Грейс не была так растеряна. Но если внутренняя суматоха заставляла ее сомневаться во всем, кроме самой себя, Грейс знала свою роль. Миссис Марлоу не теряла присутствия духа и не падала в обморок. Она высоко держала голову и с уверенностью смотрела на мир. Так она и будет делать до конца вечера. Это то, чего от нее ждут.
Она оттолкнулась от колонны и едва не столкнулась с придворным шутом. Грейс узнала в нем лорда Дьюсбери и позволила увлечь себя в танец, который уже начался.
Грейс танцевала еще с двумя джентльменами, оба были ей знакомы, оба респектабельны и оба бурно рассыпали комплименты ее маскарадному костюму. Грейс обнаружила, что ей даже нравится быть объектом восхищения мужчин, и решила, что костюм был не такой уж ошибкой. Не мешает, решила Грейс, напомнить свету, что она женщина, а не хрупкая фарфоровая кукла.
Как ни пыталась она забыть о том, что произошло в приемной, ее постоянно отвлекал бесшабашный разбойник, который, казалось, был везде. Ее глаза помимо воли притягивались к нему. Она хотела не замечать его, пыталась не замечать, но не могла даже изобразить незаинтересованность.
Она молча обзывала себя дурой, глядя, как он танцует, смеется и флиртует с другими женщинами. Было смешно рассчитывать, что он имеет какой-то особый интерес к ней. Он интересовался всеми, кто носит юбку. Между ним и Грейс не было ничего, кроме случая, из-за которого они оказались в одной карете, и глупого пари, которое он использовал в своих интересах.
Но однажды она поймала его взгляд, такой пылкий, что Грейс почувствовала себя единственной женщиной в зале. Потом он улыбнулся, и его лицо превратилось в откровенное желание, он ласкал ее глазами.
Господи, она действительно безнравственна. Иначе смогла бы контролировать учащенное биение своего сердца, мурашки на коже и трепет, возникающие от одной его улыбки.
Она споткнулась в танце – Рочдейл все еще смотрел, будь он проклят.
– Осторожнее, – произнес партнер Грейс, крепче сжимая ее руку.
Рочдейл, кажется, рассмеялся, и лихорадочная вспышка смущения согрела каждый дюйм ее тела. Грейс ненавидела это ощущение, которого до недавнего времени почти никогда не испытывала, и молча проклинала свою светлую кожу и легкость, с которой она краснела. Так же как она научилась всегда сохранять спокойствие на публике, Грейс давно научилась обуздывать жар, покрывающий румянцем ее щеки. Епископ мягко журил ее за тайные мысли, столь постыдные, что заставляли ее краснеть. Если она чувствовала стыд, смущение или ужас, то должна была обуздывать такие чувства и поддаваться им только в уединении молитвы. Хотя он никогда не говорил этого прямо, но ясно давал понять, что краснеющая жена плохо сочетается с таким мужем, как он.
