Каким же представлял себе этот конец Сталин?
На этот вопрос дан ясный и категорический ответ: "Сталин, очевидно, намеревался покончить со всеми старыми членами Политбюро", было намерение "в будущем ликвидировать старых членов Политбюро" (там же, стр. 58).
С опозданием в тридцать лет Политбюро вытащило из секретного архива «Завещание» Ленина, где предлагалось снять Сталина с поста генсека, так как он способен злоупотреблять властью. "Эта отрицательная черта Сталина… в последние годы его жизни приобрела абсолютно нетерпимый характер", констатирует Политбюро (там же, стр. 8).
Вот когда члены Политбюро пришли к убеждению, что Сталин хочет их ликвидировать и что характер его стал "абсолютно нетерпимым", они решили предъявить Сталину ультиматум не только об освобождении врачей, но и об уходе со всех постов.
Сделать это могли лишь те, кто имел еще реальную власть, – Берия, Маленков, Хрущев и Булганин, опираясь на армию (Жуков, Захаров, Москаленко, Соколовский, Еременко) и полицию (Игнатьев). Спровоцированный ими же разгром "внутреннего кабинета" дал возможность предъявления этого ультиматума. Главой заговорщиков несомненно был Берия.
Вернемся ненадолго ко взаимоотношениям Сталина и Берия. Мы уже приводили рассказ Хрущева, как Сталин боялся Берия и даже опасался заговора с его стороны. Мы видели также, что "мингрельское дело" было направлено против Берия. Наконец, и "дело врачей" было прежде всего "делом Берия". В этих условиях кажется странным, почему Сталин не сделал с ним того же, что со старыми членами Политбюро – Молотовым, Ворошиловым и другими, которым он просто запретил посещать его дом.
Ведь Берия бывал у Сталина в любое время дня и ночи, когда хотел. Берия бывал в семье Сталина еще при его покойной жене – Надежде Аллилуевой. Именно она первая предупредила мужа, что Берия негодяй. Светлана Аллилуева пишет: "Отвращение к этому человеку и смутный страх перед ним были единодушными у нас в кругу близких. Мама еще давно (году в 29-м), как говорил мне сам отец, "устраивала сцены, требуя, чтобы ноги этого человека не было у нас в доме". Отец говорил мне это позже, когда я была уже взрослой, и пояснял: "Я спрашивал ее – в чем дело? Приведи факты! Ты меня не убеждаешь, я не вижу фактов. А она только кричала: я не знаю, какие тебе факты, я же вижу, что он негодяй. Я не сяду с ним за один стол. Ну, говорил я ей тогда, – убирайся вон! Это мой товарищ, он хороший чекист, он помог нам в Грузии предусмотреть восстание мингрельцев, я ему верю. Факты, факты мне надо"" ("Двадцать писем к другу", стр. 18).
