– Да простит вас Бог.
На желтоватом, болезненном лице священника отобразилась гримаса отвращения, пока он рассматривал этот странный деревянный саркофаг.
– Этому существу не следовало бы покоиться здесь. Если он вообще обрел покой. – Голос священника дрожал, дыхание участилось. – Как и его дьяволоподобный учитель. Его нельзя было хоронить в святом месте!
– Его учитель? – переспросила Фиона с удивлением.
– Этот дьявол Паганини. Бродяжничая, он пришел в Шотландию в тысяча восемьсот тридцатом году сеять раздор на нашей земле и отравлять своей музыкой умы слушателей.
– В музыке Паганини есть какая-то пугающая сила, – согласился Роберт, – но сейчас она признана всеми.
– Многие служители зла признаны всеми. Большинство людей относится снисходительно к этим дьявольским оргиям.
– Но ведь Паганини был прощен в конце жизни. И тело его было перезахоронено в…
– Он был прощен своими последователями, такими же адептами зла, как и он сам. Но Кэлум из Клачена не может даже надеяться на прощение. Он жил ради музыки. Можно сказать, он жил только своей музыкой! Он пришел в невинную деревню из бесстыдного города, и его музыка имела такую власть над людьми, что они танцевали под нее до тех пор, пока не падали замертво. Говорят, что по крайней мере три женщины затанцевались досмерти. И он питался этим. Его музыка питалась их энергией и позволяла ему жить.
– Ладно, верю, – сардонически усмехнулся Роберт, – говорят, у вас в церкви будет какое-то шоу в связи с Ночью Кэлума?
– Я не допущу богохульства в этом месте! – Священник устремил полный ужаса взгляд на деревянное надгробие. – Я не позволю им подходить так… так близко. Вам тоже лучше не приближаться, если вы хотите принять участие в этих безобразиях.
– С нами только что произошел курьезный случай, и мы ищем место, где бы остановиться на ночь, – сказал Роберт и подумал: «Наверное, нелегко служителю такого маленького и бедного прихода жить в постоянной конфронтации с местным населением».
– Но послушайте, – осмелился спросить он. – Если вы так осуждаете это ежегодное торжество, почему бы вам не изобличить его официально с кафедры?
– Я научился закрывать глаза и затыкать уши на все, что происходит этой ночью. – Голос священника звучал надрывно. – В остальные дни года они приходят в церковь со смирением. Но эта единственная ночь в году, одна-единственная ночь, в честь… – Он осекся, прерывистое дыхание сотрясало его тело. – Нет, слово «честь» неуместно по отношению… – Тут священник простер дрожащую руку в сторону деревянного надгробия, но не коснулся его. – Этот ящик – вместилище зла, которое продолжает жить до сих пор, хотя должно было умереть вместе с телом.
