Между тем я окончил заочную Высшую партийную школу при ЦК КПСС и обрел, наконец, высшее образование. Учился шутя — запас ЦКШ оказался добротным. Руководство Белгосуниверситета пригласило меня вести курс теории и практики советской печати.
— Но я же еще сам студент!
— Нам нужен практик, кандидатов и докторов хватает, а у завкафедрой журналистики Зерницкого практика секретаря районной газеты.
Я знал этого маленького беспокойного человека, Марка Соломоновича, которого мои коллеги звали, конечно же, Маркс Соломонович, а теоретический уровень его характеризовали известным афоризмом: корреспонденция — это не статья, а статья не корреспонденция.
Я отважно поднялся на кафедру с единственным намерением: рассказать будущим журналистам о том, как надо работать в газете. Живого материала хватало. А постановления ЦК по вопросам печати, что составляло теорию, помнил еще из ЦКШ. Не скрою, мне было приятно, что на мои лекции сбегались ребята с других потоков. Но вскоре забеспокоился: на последних скамьях изо дня в день стал появляться Маркс Соломонович. Копает, определенно копает. Надо готовиться к отражению доноса. Но все было просто, как яйцо. Наступила сессия в Высшей партийной школе, и я сел на студенческую скамью. Каково же было мое удивление, когда на кафедру поднялся Маркс Соломонович и начал читать конспект моей университетской лекции. Более того, я и экзамен пошел сдавать ему. Разговора он не затеял, а просто сказал:
— Дайте вашу зачетку.
Я протянул ее и добавил:
— Надеюсь, четверку заслужил.
— Шесть я поставить не могу. Спасибо, молодой человек.
Не знаю, каким путем вычислил меня первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Кирилл Трофимович Мазуров, но в один прекрасный день он пригласил меня к себе и огорошил предложением:
— Пойдете ко мне помощником?
Я растерялся и принялся молча рассматривать завитки древесины на полированной крышке стола. Выждав две-три минуты, он продолжил:
— Может, вам подумать надо, посоветоваться? — ироническая усмешка скользнула по губам и растаяла.
Я начал поправлять галстук, впопыхах одолженный у кого-то из товарищей, — страсть не любил эту часть туалета, мне казалось, что он сидит криво. Мазуров смотрел на меня, в глазах играла смешинка: ей-Богу, он угадал мои мысли. Это приободрило меня:
— С кем посоветоваться? С товарищами по работе, с женой? Насколько я понимаю, когда предлагают такую должность, советоваться ни с кем нельзя. Есть недруги, есть друзья, мало ли что присоветуют, да еще и разболтают. А думать — хоть час, хоть минуту, какая разница, мозгов не прибавится…
