— Нет, ты меня не обидел, — тихо ответил Бартон. — Но можно ли судить обо мне, не зная истории моей жизни — тут и на Земле? И все равно тебе бы это не удалось. Сумеешь ли ты понять меня, когда я сам себя не понимаю?
Он замолк, вспомнив другого вождя первобытного племени, сказавшего ему то же самое. Это было в 1863 году, когда Бартон, консул Ее Величества на западных африканских островах Фернандо По и Биафра Байт, посетил короля Дагомеи Желеле. Целью его миссии были переговоры о прекращении в стране человеческих жертвоприношений и торговли рабами. Он потерпел неудачу, зато собрал материалов на две книги.
Пьяный, кровожадный, распутный король держался с ним весьма высокомерно, в отличие от владыки Бенина, окрестившем в его честь одного из своих подданных. В те времена бенинцы относились к белым очень дружелюбно. В свой предыдущий визит Бартон даже получил звание почетного капитана королевской гвардии.
Что касается Желеле, то король как-то заявил Бартону, что он — хороший человек, но слишком сердитый и неспокойный.
Да, первобытные люди умели читать в душах. По-видимому, чтобы уцелеть среди них, нужно самому быть провидцем.
Заметив отрешенность Бартона, в разговор вмешался Монат, пришелец со звезды Тау Кита, и начал рассказывать о своей родине. Вначале островитяне посматривали на инопланетянина со страхом, но он сумел растопить их недоверие. Он хорошо знал, как расположить к себе людей. В Мире Реки ему приходилось это делать каждодневно.
Вскоре Бартон поднялся и сказал, что команде пора устраиваться на ночь. Поблагодарив ганопо за их гостеприимство, он добавил, что утром судно тронется в путь. Его намерение провести тут несколько дней изменилось, жгучий интерес, который он поначалу испытывал к этому народу, пропал.
— Нам бы очень хотелось, чтобы ты остался, — повторил вождь, — хоть на несколько дней, хоть на годы. Как ты пожелаешь.
— Благодарю тебя, — поклонился Бартон и с невеселой улыбкой повторил слова Синдбада-морехода: — «Аллах наделил меня страстью к странствиям». — Затем, задумчиво пробормотав: — Путешественники, как и поэты — племя безумцев, — он направился к судну, размышляя, верно ли процитировал свою книгу.
Теплые доски палубы скрипнули под его босыми ногами, и Бартон почувствовал, как проходит, отлетает прочь мрачное настроение. Прежде чем отправиться спать, он распорядился выставить охрану. Фригейт возразил: уединение их стоянки и доброжелательность островитян гарантировали безопасность. Но возражения приняты не были. Бартон считал стяжательство главной движущей силой человеческой природы, и Фригейту, в наказание за легкомыслие, досталась первая смена.
