— Как глупо смеяться над пробелами в ваших познаниях и над вашими религиозными заблуждениями, — покаялась она. — В конце концов, вы же не виноваты, что родились в 1619 году. Мне не надо было доводить вас до бешенства. Это никогда не повторится; прошу вас — простите меня.
— Значит, все гадости, что вы наговорили, — только уловка? Лишь способ взять верх в поединке? Здесь ничего не направлено против меня лично?
— Должна признаться: я хотела, чтобы вы потеряли самообладание. В тот момент мне действительно казалось, что вы — невежественный простофиля, живое ископаемое. Во мне все кипело… — После минутного молчания она робко поинтересовалась: — Это правда, что на смертном одре вы покаялись в своих грехах?
Француз побагровел, его глаза гневно блеснули.
— Да, мисс Галбира. Действительно, я заявил, что виновен в богохульстве и безверии, и просил Господа о прощении. Я сделал это! Я, ненавидевший разжиревших, самодовольных, невежественных, лицемерных попов и их бесчувственного, беспощадного Бога! Поймите… вы жили в мире, свободном от предрассудков, и даже представить себе не можете ужас перед вечным огнем, вечными муками в аду… Вы не в силах вообразить этот треклятый, въевшийся в душу страх… С самого детства он начинал пропитывать нашу плоть и наш мозг… Вот почему в свой смертный час, в диком страхе перед геенной огненной, я уступил сестре, этой беззубой суке, и доброму верному другу Ле Брэ, сказав, что покаюсь и спасу свою душу… а вы, моя дорогая сестра и дорогой друг, можете радоваться и молиться за меня, чтобы я попал в чистилище.
— Что мне оставалось? Кому могло повредить мое покаяние? Ведь если Христос действительно Спаситель, и спасти тебя ему ничего не стоит, если существует и рай, и ад, то нужно быть последним болваном, чтобы не позаботиться о своей никчемной шкуре и бессмертной душе. С другой стороны, если после смерти — лишь пустота небытия, то что я теряю? А так я осчастливил свою сестру и добросердечного Ле Брэ.
— Через два года после вашей смерти он написал вам блестящий панегирик, — сказала Джил, — предисловие к «Путешествию на Луну».
— Надеюсь, он не сделал из меня святого, — воскликнул Сирано.
— Нет, он создал прекрасный образ, благородный, но не благостный. Правда, другие писатели… впрочем, у вас было множество врагов.
— Которые все сделали, чтобы очернить мое имя и репутацию, когда я был мертв и не мог защитить себя? Вот свиньи, воронье!
— Мне не вспомнить их имена, — сказала Джил, — да и какое сейчас это имеет значение? Только литературоведы знают, как звали ваших злопыхателей, а большинству людей вы известны лишь как романтический, остроумный и трогательный герой пьесы Ростана. Долгое время ваши творения — «Путешествие на Луну» и «Путешествие к Солнцу» — считали плодом безумца, их подвергали жесточайшей цензуре. Церковные власти резали ваши тексты, выбрасывая огромные куски и доводя содержание до полнейшей бессмыслицы. Но со временем книги возрождались, и я уже смогла прочесть их полностью в английском переводе.
