– Металл покоряется тебе с любовью, мастер. Он верит тебе, – сказал Шота, беря в руки то чашу, то блюдо.
Бека с благодарностью поклонился.
Когда, распрощавшись с хозяином, Шота вывел коня на улицу и привычно взлетел в седло, не касаясь стремян, он вдруг подумал, что нет у него желания возвращаться в казнохранилище.
– Значит, отправимся к камню, – сказал он Аргентуму.
Конь выровнял уши, тихонько заржал, взял с места некрупной рысью.
«Камнем» Шота называл ступенчатую глыбу тёмно-коричневой брекчи, возле которой заканчивались обычно его одинокие прогулки по берегу Мтквари. Путь пролегал в противоположную сторону от Мцхета, древней столицы Грузии, расположенной в получасе быстрой езды на северо-запад. Между Тбилиси и Мцхета постоянно сновал народ. Дорога на юго-восток оставалась пустынной.
За городской оградой Шота ослабил поводья. Конь пошёл шагом. Тонкие в щиколотках ноги осторожно переступали среди камней. Плеть и поводья без дела повисли в узкой ладони всадника. Мысли Шота унеслись далеко, в неведомую до поры никому другому даль. Там бились за правду и справедливость, за свободу и счастье прекрасных дев благородные и отважные витязи. Тариэл, Автандил и Фридон – такие имена дал им Шота. И не справиться было бы витязям с путами зла, не разорвать тенета мрака, если б не озарялся их путь светилом ярким, как солнце. Называется это светило Дружба. Пуста и печальна без дружбы жизнь человека.
Постройки давно остались позади. Ущелье сузилось. На берег надвинулись нагромождения скал. Словно высланные на разведку передовые отряды, камни оповещали о наступлении гор.
Возле крутой в уступах скалы Шота спешился, опустился на нижний уступ, как на скамью. Плеть и поводья, слабо зажатые в тонкой руке, легли на колени.
Много ли, мало прошло времени? День постепенно стал угасать. Очертания склонов утратили ясность. Крепость на дальней вершине слилась с предвечерними облаками.
…Закутанный в шкуру тигра, у воды сидел Тариэл, молодой амирбар – военачальник индийских войск. Он был могуч и прекрасен, яростен, благороден и добр. Лев в бою, он становился мягче ягнёнка, когда дело касалось безоружных и побеждённых. Его дивный облик вызывал восхищение, сильная воля подчиняла себе людей. Но вот он сидел у реки одинокий, печальный. Разлука с любимой исторгала стоны из могучей груди.
Облачённый в шкуру тигра и в такой же шапке странной,
Он сидел и горько плакал, этот витязь чужестранный.
Толщиной в мужскую руку, плеть его была чеканной.
