– Драгоценность вернулась к тебе, Скиталец, – сказал Кьо, не поворачивая к нему головы, своим робким негромким голосом.
– ...Хотя я все время пытаюсь от нее избавиться, – отозвался, улыбаясь, Роканнон.
– Там, наверху, – сказал фииа, – тебе придется отдать нечто большее, чем золото или камни... Что сможешь ты отдать, Скиталец, там, где высоко и холодно, где все серое? Из огня – в холод...
Роканнон слышал его и наблюдал за его лицом, однако губами Кьо не шевелил. По коже Роканнона пробежали мурашки, и он закрыл границы своего сознания, бежал от того, что туда вторглось, в свою человеческую и личную сущность.
Наконец Кьо повернул к нему голову, теперь спокойный и улыбающийся, как обычно, и обычным же голосом сказал:
– За холмами предгорий, за лесами, в зеленых долинах живут фииа. Мой народ любит долины и свет солнца. За несколько дней мы долетим до их деревень.
Эта новость всех обрадовала.
– А я уж думал, что обладающих даром речи мы здесь не встретим, – сказал Рахо. – Какие удивительные места – и никто здесь не живет!
Наблюдая, как танцуют над озером двое крылатых, похожих на аметисты киларов, Могиен сказал:
– Так безлюдно здесь было не всегда. Еще в очень давние времена, до рождения героев, до того, как были построены Халлан и высокий Ойнхалл, до того, как нанес свой удар, которому нет равных, Хендин, и до того, как Кирфьель погиб на Орренском Холме, мой народ жил здесь, во Фьерне. Мы приплыли в Ангьен с юга на лодках с драконьей головой и там, в Ангьене, встретили дикарей, прятавшихся в пещерах внутри прибрежных скал или в лесах, дикарей, у которых лица были белые. Ты ведь знаешь, Яхан, «Песнь об Орхогиене»: «На ветре верхом, пешком по траве, по морю скользя, по тропе Лиоки к звезде, что Брехен зовется...» Тропа Лиоки идет с юга на север. В песне рассказывается, как мы, ангья, покорили дикарей-охотников, ольгьо, единственный в Ангьене родственный нам народ; и хотя различия между нами и ими очевидны, мы с ними родственники и называемся вместе лиу. Но об этих горах ничего в песне не говорится. Правда, эта песня очень старая, и, может быть, потерялось ее начало. Или, может, именно отсюда и пришел мой народ. Ведь места эти замечательные: здесь тебе и леса для охоты, и холмы для стад, и вершины для замков. И однако, похоже, никто теперь больше здесь не живет...
Этим вечером Яхан не стал играть на своей лире со струнами из серебра: путешественники долго не могли заснуть – возможно, потому, что крылатые кони не прилетели, а на холмах царила мертвая тишина, будто на ночь все вокруг затаилось здесь в страхе.
