— Ладжи, — он наконец прервал паузу, — с тобой можно говорить по-прежнему откровенно?
Ладжи почувствовал неприятное знобящее волнение.
— Мне кажется, что только так и должны разговаривать старые друзья, — ответил он. — Тебя что-то смущает?
— Твоя форма.
Ладжи засмеялся.
— Прежде она тебе даже нравилась.
— Это было давно. В ту пору, когда Отдел охраны порядка занимался тем, что ловил хулиганов, жуликов и наркоманов. А теперь…
Рамп замолчал.
— Что же теперь? — спросил Ладжи, когда пауза, как ему показалось, стала затягиваться.
— Теперь вы ищете уходящих.
— Ну и что с того? Ты считаешь, что я занимаюсь недостойным делом?
— Ну что ты, Ладжи! Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы так о тебе думать. Ты никогда не пойдешь на сделку с совестью. Но я не вижу смысла в том, что вы делаете. Зачем возвращать уходящих?
— ООП защищает интересы общества.
— Какого общества, Ладжи! Брось ты цитировать мне уставы! Общества уже не существует!
— А ты? Я? Они? — Ладжи кивнул головой в сторону стойки.
— Мы — те, кто еще остался, — всего лишь отдельные индивиды. А общества как такового уже нет. Оно погибло. Мы сами накинули ему на шею петлю, а потом вышибли скамью из-под ног. А теперь стоим и смотрим, как оно, приговоренное и казненное нами, агонизируя, дергает ногами.
Ладжи поморщился.
— Ты говоришь слишком образно.
— Потому что знаю, с кем говорю. Ты отлично понимаешь, что я хочу сказать. — Прежде чем продолжить, Оунз сделал несколько быстрых глотков из своего бокала. — Ты помнишь, когда появились первые саркофаги, в них ложились только дряхлые старики и безнадежно больные в надежде, что в будущем, когда они проснутся, будут найдены средства для лечения их болезней, лекарство от старости. Помнишь, мы смеялись над первыми, кто уходил без видимой на то причины. Потом уходящих стало становиться все больше. Сначала был издан закон о специальном разрешении на уход. Через некоторое время на уходы и производство саркофагов был наложен запрет. Но, несмотря на все запреты, и то и другое продолжалось. Мы спохватились слишком поздно — уходы превратились в эпидемию. Действительно, зачем жить сегодня, если можно лечь в саркофаг и уснуть на сто, двести, триста лет, а проснувшись, оказаться в мире, о котором сегодня мы можем только мечтать? Чего ради надрывать себе живот сегодня, если можно перенестись в счастливое будущее и прожить свою жизнь весело и без забот?..
— Подожди, Рамп. Я надеюсь, что ты сам так не думаешь?
