Итак, новоизбранный консул занялся подготовкой к распределению благ. Прежде всего Сервилия получила жемчужину, этого он не упустил. Для бедняков он предусмотрел раздачу участков на весьма справедливых основаниях. Отцы многодетных семейств должны были получить землю в первую очередь. Для себя, независимо от земельной реформы, он предназначил самый большой надел: всю Галлию. Катону же оставил идеалы. Это уже была программа, достойная гения, это уже совершался скачок в божественность, этот план не напоминал обычную погоню за чинами да общественными почестями, нет, он был переходом к акции совершенно нового типа, никогда еще в Риме не виданной. (Антиквар напоминает читателю, что близился 58 год, а год этот, как мы давно установили, был датой, с которой все началось.) Теперь явно требовались какие-нибудь акты насилия, моря крови, горы трупов – и, действительно, уже недалеко было до завоевания Галлии. Но пока приходилось ждать утверждения законов о разделе участков и о передаче Галлии под власть Цезаря. Дело подлежало компетенции сената, но решал его также народ. И тут Катон повторил то же, что делал всегда: он стоял, говорил, но, главное, стоял, стоял самоотверженно, подчеркивая, что он, Марк Порций Катон, всегда стоит на страже, не дрогнет, он тут стоит и будет стоять.
Цезарь видел его на трибуне. На сей раз противников не разделяли рогатки. Цезарь спокойно наблюдал за Катоном, даже испытывал некое удовлетворение оттого, что Катон был непохож на всех, был такой отчужденный, странный, одинокий, был совершенно один. До сих пор никто, кроме Катона, не протестовал против проекта законов. Другие пытались затянуть дело, прибегали к уверткам, вели наблюдение за небом и заявляли, что, мол, знамения неблагоприятны, надо, мол, отсрочить обсуждение. Один лишь Катон отважился на эту отчаянную речь. Какое безумие! – думал Цезарь. – На что он, собственно, рассчитывает? Неужели доведенное до крайности бессилие восторжествует над силой? Возможно ли быть настолько бессильным, чтобы благодаря этому стать сильным? Странное понимание законов физики. Оно годится для элеатов, но в Риме большинство народа еще не сошло с ума, во всяком случае, он, Цезарь, – человек нормальный. Пожалуй, пора уже доказать это Катону и всем собрав шимся. Пусть же отношения между Катоном и Цезарем и возможности обеих сторон предстанут такими, каковы они есть на самом деле. Слабая сторона должна наконец испытать естественные следствия слабости, а сильная сторона – показать, на что она способна.
