– Молодцы вы, что прямо сюда приехали, – щебетала Бабуся. – И нечего в вашей деревне сидеть, все равно мальчонке в институт поступать скоро. Вон у меня Горяшка отучился, так сейчас ба-а-альшим человеком стал! – успевала объяснять она все выгоды их положения, подливая чай. – А коли трудности какие, так и в городе люди живут, помогут.
В общем, через час из неуверенной в себе и испуганной деревенской курицы Тамара опять превратилась в энергичную и целеустремленную женщину. Конечно, у нее еще были сомнения на счет бескорыстия такого вот участия со стороны совершенно постороннего человека, но с каждой минутой Евдокия Тимофеевна нравилась ей все больше и больше.
«В конце концов, она сейчас единственная, кто хочет нам помочь, – успокаивала себя Калинина. – И Стасик давно ее знает. Да и Валентин Петрович… знал».
* * *
Траурную церемонию родственники Каверина перенесли достаточно спокойно. Правда, Марина Аркадьевна почти висела на руках у мужа от усталости и горя. Новое черное платье, сшитое рекомендованной Ириной портнихой буквально за одну ночь, смотрелось просто великолепно. Тамара Григорьевна была очень бледна, но держалась с достоинством. Никакого особенного наряда по случаю похорон она заказывать не стала, но даже в обыкновенном черном платке ее лицо казалось застывшим ликом Мадонны.
Оба мальчика все время держались рядом с Евдокией Тимофеевной, которая, как тихий островок в бушующем море, одна внушала стабильность. Бабуся подобный мероприятия очень не любила и посещала редко, но в этом случае отказать родственникам просто не могла. Впрочем, она поспешила уйти при первой же возможности, хотя Андреевы уговаривали остаться ее чуть дольше:
– Как же так, Евдокия Тимофеевна, – укоризненно говорил Арсений Сергеевич, – Вы же больше всех нам помогали: купили цветы, заказали платье для Риночки, а теперь в самый ответственный момент нас бросаете!
Но никакие уговоры на бабу Дусю не подействовали, и она улизнула, как только смогла. «Еще мне не хватало по похоронам шастать, как бабке старой», – с возмущением думала она, вспоминая деревенское прошлое, когда каждая из ее соседок считала просто своим святым долгом проводить человека, даже совсем незнакомого, в последний путь.
Несмотря на преклонный возраст (Бабуся на вопрос об этом всегда только отмахивалась и говорила, что ей где-то «от сорока до девяносто»), думать о смерти Евдокия Тимофеевна не собиралась, поэтому старалась негативных эмоций, хоть каким-то образом с этим делом связанных, всячески избегать.
