Сквозь пространство и время | страница 21



Весьма кстати забыв, что Села хладнокровно разорвала их отношения, когда он потерял свое привилегированное положение в институте, Старбак поклялся себе начать новую жизнь.

Он привлек ее поближе. Он прижался губами к ее виску. Ее дыхание участилось.

– Ах! – вздохнул он. – Ты такая нежная. Такая теплая.

Он продолжал гладить ее, наслаждаясь тихими, невнятными стонами удовольствия, так разительно отличающимися от обычной реакции его подруги на любые физические ласки.

– Я хочу любить тебя, Села. Я так хочу тебя.

В тот миг, когда его ладонь легла на ее грудную клетку, его дивный сон начал таять.

Ее грудь – прикрытая мягкой тканью, напомнившей ему о паутине, сотканной пауками с Сентуриана, – уместилась в его ладони с такой совершенной точностью, как будто ее вылепили специально для него.

Но как такое может быть? Села никогда не упускала случая подчеркнуть, что она великолепная представительница сарниан женского пола.

Первосортный продукт генной инженерии, женщина, обещанная ему еще в семилетнем возрасте, была светловолосой, голубоглазой и тонкой, как камыш Генитиана. Поскольку единственным логическим основанием для того, чтобы иметь грудь, было выкармливание детей, женщины Сарнии – которые последние два столетия использовали искусственные смеси вместо неприятного процесса грудного вскармливания – больше не имели груди.

Ошеломленный мозг Старбака трудился над этой проблемой с неуклюжестью джанурианина третьей степени развития.

Села – совершенная сарнианка.

Сарнианские женщины все плоскогрудые.

У женщины в его объятиях – восхитительная грудь.

Следовательно, если использовать метод дедукции, эта женщина не только не сарнианка, она и не Села.

Логика не может ошибаться.

Остается только один вопрос.

Кто же она такая, черт возьми?


ВЧЕРАШНЯЯ ПРОНИЗАННАЯ СОЛНЦЕМ пляжная фантазия Черити уступила место сну, где действие разворачивалось высоко в Альпах, в уединенном приюте для лыжников. Целый день она провела, носясь сломя голову по крутым заснеженным склонам вместе с французским графом, у которого титулов, обаяния и денег было больше, чем вообще дозволено иметь человеку.

Восхищение, вспыхивающее в его темных глазах, говорило ей, что она выглядит бесподобно в новом, преступно дорогом лыжном наряде вызывающе алого цвета. Гениальный покрой костюма соблазнительно облегал фигуру и одновременно скрывал те десять лишних фунтов, которые она вечно клялась сбросить. Уже одно это стоило всех потраченных денег.