– Где я?
– Клиника доктора Тайлера. Лечение артритов и ревматизма.
У меня не было артрита, но это место выглядело значительно привлекательнее, чем государственная бесплатная лечебница, и уж, конечно, не было никакого сравнения с сумасшедшим домом.
– А доктор Л-лемон? Он здесь? – Он прыснул от смеха.
– Леммингc? Нет, его здесь нет. Я бы с удовольствием узнал, что он и ему подобные кормят сейчас акул где-нибудь в океане.
Я разделяла эти чувства. В комнате с традиционными для больницы мертвенно-белыми стенами было душно, но здесь я, по крайней мере, могла не опасаться пиявок. Я вздрогнула, вспомнив отвратительные сцены в клинике Леммингса.
– А какое сегодня число? – спросила я, облизывая губы, сухие и липкие одновременно.
– Пятое августа, четверг.
До моего дня рождения оставалось меньше двух недель! А куда делись целых четыре дня? Неужели я так долго была без сознания?
Я осмотрелась. Спинки кровати были старыми железными – такими же, как у доктора Леммингса. Все предметы вокруг меня – красиво оформленный глобус у окна, латунные дверные ручки – все не принадлежало времени, в котором я жила. Это были раритеты, и подлинность их не вызывала у меня сомнения.
Стала ли я жертвой жестокого обмана или просто сошла с ума?
– А какой год? – спросила я.
– Пятое августа тысяча девятьсот...
С замиранием сердца я ждала гласа судьбы.
Он пристально смотрел на мою грудь, учащенно вздымавшуюся от волнения, и я заметила характерный блеск желания в его глазах. А ведь я была одета в омерзительный больничный балахон... Да, это был настоящий мужчина!
– Год?.. – повторила я; мое дыхание учащалось под его раздевающим взглядом.
Он поднял глаза, и его брови саркастически изогнулись: заметив, как покраснело мое лицо, он, очевидно, решил, что последний вопрос – обычная шутка.
– Тысяча девятьсот двадцать шестой.
Я замерла на полувздохе. 1926. Та самая дата, что была обозначена на газете. Мое последнее отчетливое воспоминание относилось к моменту, когда я очнулась в кабине лифта. Старинные автомобили, и никаких современных удобств. Никаких видеокамер. Никаких багажных тележек с резиновыми колесами. Никаких неоновых реклам.
Все казалось до боли реальным. Здесь какая-то ошибка; я искала и не находила никаких свидетельств того, что меня кто-то обманывает или что все это сон. Неожиданное открытие, пронзительное и мучительное, вдруг свалилось на меня: я здесь абсолютноодна. Абсолютно одна, опутанная по рукам и ногам этим кошмаром – самым страшным и нелепым в моей жизни.
