Бараселли явился в Иль-Рьен из покоренной Адеры много лет назад, когда все формы адераского театра в презрении были задвинуты в дальние закоулки и на крестьянские праздники. Теперь война с Бишрой закончилась, и население столицы Иль-Рьена исполнилось космополитического духа, да и денег у всех прибавилось. Вьенна всегда казалась драгоценным камнем в дорогой оправе. Город располагался на равнинах в самом сердце страны; плавные холмы, заросшие маслиничными рощами, тянулись к теплому юго-западному побережью, на север уходил тяжелый чернозем богатых полей, устроенных на горных террасах. Бараселли любил этот город, и уж тем более теперь, когда «Комедия» и прочие зарубежные театры вошли в моду.
Женщина сняла маску и бросила ее на стол. Узкое лицо с ясными глазами и тонким носом, обрамленное неброскими светлыми волосами, казалось слишком обыденным и незаметным, чтобы ей можно было доверить роль героини без маски. Вылинявшее красное платье оказалось изрядно изношенным — оно было несколько лучше, чем у простой поселянки, и без дешевой мишуры гулящей женщины. Что бы ни плели сплетники, из шлюх выходили слишком одноплановые актрисы.
Женщина ухмыльнулась, глядя на Бараселли. Дым свечей и глиняных трубок поднимался вверх к балкам высокого потолка таверны и сгущался в облачко позади нее. Интересный сценический эффект, однако Бараселли он показался несколько тревожным. Женщина сказала:
— Я не буду требовать с вас состояния. Мне хватит того, что вы платили последней актрисе за эти роли.
«Зубы у нее просто прелесть», — подумалось ему.
— Ну, хорошо. Вы — наша Коломбина. Но учтите, только благодаря стечению обстоятельств. У нас важный ангажемент — очень важный. И если вы привлечете публику, мы оставим вас. Если же сыграете плохо — мы расстанемся. Если все будет в порядке, я плачу один сребреник за две недели и честную долю того, что бросят на сцену.
— Хорошо, я согласна.
— Антон! Посмотри в окно.
Гарин, все еще с наклеенной седой бородой Панталоне, тяжелым шагом поднялся по лестнице.
— Что? У меня дела.
Гарин шагнул мимо него и настежь распахнул ставню окна, перед которым стоял стол Бараселли.
— Проклятый дурак! Напустил в комнату ночного воздуха вместе с боглями [Болотные духи, привидения]. — Бараселли резко вскочил и сдвинул стол, расплескав вино на запятнанный пол.
— Да ты погляди, — указал Гарин.
«Маскарад лицедея» располагался посреди скопления таверн и старых домов у подножия небольшого холма, с которого открывался отличный вид на Речной квартал. Внизу перед ними лежали узкие, отчасти перекрытые балконами улицы старой и бедной части города, в конце концов выходившие на просторные площади с колоннадами променадов, окруженных садами богачей. Дальше на запад над шифером, черепицей и железом крыш поднимались купола храмов, фантастические и причудливые изваяния, украшавшие крутые кровли основательных домов знати, каменная филигрань шпилей дворцов на насыпных островах вверх по течению реки; бегущие облака, то скрывая, то закрывая луну, бросали на скопление форм серебряные лучи или черные тени. Но сейчас среди тесных очертаний сооружений Речного квартала горел огонь — яркое пятно света во тьме.
