— Придется тебе покаяться своему приятелю, что ты потерял его игрушку!
— Чтоб ты трахал самого себя всю остальную жизнь! — высказал пожелание Хет в бешенстве от того, что понял: он не вырвался, его намеренно отпустили.
Противник издал сдавленный смешок и исчез среди скал.
Хет подождал, пока его сердце успокоится, боясь, что стук крови в ушах повлияет на остроту слуха. Он терпеть не мог неожиданностей и решил сделать все возможное, чтобы избежать их повторения хотя бы сегодня ночью. Отыскал свой мешок, добавил к коллекции сломанную боль-палку разбойника и отправился под сомнительную защиту стен Останца.
Илин проснулась внезапно и села, вытянувшись в струнку. Ей понадобилось какое-то время, чтобы вспомнить, где она находится и что тяжелые каменные стены, вздымающиеся вверх в мерцающем свете костра, — это стены Останца, а странные образы, которые высвечивает на них огонь, — всего лишь пляшущие тени. Она прислонилась к стене углубления в полу и поморщилась, когда вытягивала пострадавшую ногу. Укус паука ощущался как раскаленный уголь, который кто-то воткнул ей прямо в плоть.
Потом она вспомнила, что Джак и Сеул мертвы, и постаралась загнать стыд поглубже с помощью Практики Молчания. Сейчас надо было думать спокойно и конструктивно, а не ныть и терзать душу сожалениями. Сеул, во всяком случае, знал, что их подстерегает опасность, да и идея принести сюда эту древнюю реликвию частично принадлежала ему. А вот Джак присоединился к ним только из преданности ей, и его смерть падет на ее голову.
«Ничего себе Хранитель из меня получился», — думала она, испытывая к себе почти отвращение. Полоска завязанной узелками материи должна была не позволить Хету переступить порог и вернуться в этот зал. Она пыталась вложить в каждый узелок ощущение опасности но все сработало не лучше, нежели любовный амулет, изготовленный уличным факиром. Илин вздохнула и протерла глаза. Счастье еще, что ей не надо защищать себя. Во всяком случае, от Хета.
Она еще никогда не общалась с крисами так близко. Она изучила то немногое, что было о них известно, поскольку Хранители должны знать такие вещи. В конце-то концов крисы были творениями древних магов, хотя теперь было принято считать, что данное творение явно неудачное. А встречаться с ними ей вообще не приходилось.
Кожа Хета была золотисто-коричневой, вспышки пламени рождали красные искры в том, что иначе считалось бы обыкновенными каштановыми волосами. Она слышала о том, будто внешность крисов меняется на свету или, наоборот, при его отсутствии, но единственное изменение, которое она наблюдала, происходило с его глазами. Странные перемены их цвета не бросались в глаза наблюдателю, если только он не искал их специально, а вот собачьи зубы были, пожалуй, слишком остры и служили неопровержимым напоминанием о чуждости крисов, о Пекле и его распространении на весь мир. А когда Хету случалось широко улыбнуться, так что зубы обнажались, ей казалось, что выражение его лица весьма далеко от настоящей улыбки. Этот намек на опасность вместе с формой лица — мужественного, с высокими скулами, — о которой, надо полагать, вздыхают придворные художники, образовывали интригующую комбинацию даже при том, что его нос был когда-то в детстве явно сломан. Одна из историй повествовала, что маги ценили свои создания за красоту, хотя Хета никак нельзя было назвать хорошеньким, а уж скорее мужественно привлекательным. Илин презрительно засопела. Насколько она могла судить, маги уж точно не разводили крисов ради хорошего характера последних.
