Вдобавок к доисторическому автомату, окна заведения были заклеены рекламами различных причесок. Одна из них поразила воображение большинства женского населения Пиджин-Форка и прочно вошла в обиход. Пучок с начесом под названием «Осиное гнездо». А также на двери были вывешены два объявления, написанные вручную. «Стрижка, 5 долларов» и «Постоянная распродажа». Очевидно, объявления говорят правду, раз их не снимают.
Но фотографии причесок и вышеупомянутые объявления — вещи вполне заурядные. Имелось там ещё несколько вывесок, они-то и делали окна заведения Руты действительно уникальными. Вот что гласили эти вывески: «Классы керамики, дважды в неделю» и «ЗАПИШИТЕСЬ СЕЙЧАС: керамические изделия — дополнительный штрих к убранству вашей квартиры!»
Вот что представлял собой салон Руты. Салон красоты «Веселые Кудряшки» и Школа керамики.
— Извините, Салон красоты, — поправился я. — Конечно же.
Рута тряхнула темными кудряшками в знак прощения.
— Короче, я пришла к вам, потому что меня ограбили, а Верджил ни черта не делает по этому поводу.
Верджил, на которого жаловалась Рута, это не кто иной, как шериф Пиджин-Форка, Верджил Минрат. Это обвинение никак не могло относиться к Верджилу, которого я знал, а знал я Верджила очень даже хорошо, потому что он был школьным другом моего отца. Преступления, совершенные на территории Пиджин-Форка и его окрестностей, Верджил воспринимал как личное оскорбление.
— В вашу парикмахерскую проникли воры?
Рута снова тряхнула кудряшками.
— Ой, да нет же! Домой. Нынче утром кто-то влез ко мне в дом, когда я ушла на работу. Я только что узнала об этом, потому как у меня чулок поехал, и мне пришлось вернуться, чтобы переодеться. Захожу я, значит, и вижу, что меня, как у вас говорят, взломали и проникнули!
Насколько я понимаю, Рута жалуется на «взлом и проникновение». Я смолчал.
— И Верджил, — продолжала она, — ни черта не делает по этому поводу!
Похоже, эта фраза будет у нас рефреном проходить через весь разговор.
— А почему не делает? — спросил я резонно.
Рута хмыкнула и дернула плечиком.
— А кто его знает! — она облокотилась о стол и принялась накручивать «мокрый» завиток на палец. Ногти у Руты были розовые, под цвет униформы. Наверное, ему просто лень. Я его вызываю, говорю, мол, ограбили меня, а он ни черта не делает…
— …по этому поводу, — закончил я за нее.
И тут же понял, что зря, надо было позволить ей самой договорить, потому что Рута одарила меня мрачным взглядом.
