Он залез в ванну и погрузился в теплую воду, постепенно расслабляясь и лениво размышляя о том, почему он так устал за каких-то два часа. Он услышал, как открылась входная дверь; из спальни донесся звон фаянсовой посуды. Затем дверь захлопнулась. Выждав еще некоторое время, Денисон вылез из ванной и начал вытираться.
Сидя на пробковом стульчике, он внезапно наклонился вперед и посмотрел на свою левую голень. Там виднелся бледно-голубой шрам, размерами и формой напоминавший апельсиновую косточку. Денисон помнил, когда это случилось: ему было восемь лет, и он упал вместе со своим первым двухколесным велосипедом.
Подняв голову, он громко рассмеялся. Воспоминание о шраме было памятью Жиля Денисона, а сам этот маленький шрам был частью его тела и не мог принадлежать этому ублюдку — мистеру Гарольду Фельтхэму Мейрику.
Норвежское представление о легком ленче было довольно своеобразным — об этом свидетельствовал громадный поднос, заставленный различными закусками. Денисон с удовлетворением оглядел их перед тем, как приступить к еде. Находка шрама невероятно обрадовала его и даже подвигла на то, чтобы побрить лицо Мейрика. Мейрик был старомоден и пользовался безопасной бритвой в комплекте с кисточкой для бритья из барсучьей шерсти. Прохаживаясь бритвой по незнакомым чертам, Денисон с непривычки дважды порезал щеки — свои или Мейрика? — и поэтому его лицо, когда он раскрыл газету, было украшено двумя окровавленными полосками туалетной бумаги.
На лондонской «Таймс» и норвежской «Афтенпостен» значилась одна и та же дата — 9 июля. Денисон глубоко задумался, не успев поднести ко рту кусок ржаного хлеба с селедкой. Его последние воспоминания сохранили лишь то, что он, Жиль Денисон, лег спать вечером 1 июля… нет, 2 июля, поскольку это было после полуночи.
Из его жизни каким-то образом выпала целая неделя.
Он провел пальцами по левой руке и нащупал пластырь. С ним что-то сделали. Денисон не знал, кто это сделал и по какой причине, но собирался узнать — и тогда, Бог свидетель, этот человек заплатит ему сполна. Во время бритья он внимательно рассмотрел свое лицо. Шрам на левой щеке выглядел в точности, как рубец от старой раны, но Денисон не ощущал его, когда прикасался к нему. Однако он не мог, как ни старался, смыть или соскрести шрам — следовательно, это был не просто искусный грим. То же самое относилось и к родинке на правой стороне подбородка.
С носом и щеками, а также с двойным подбородком также произошло нечто непонятное. Они были неприятными, словно резиновыми, на ощупь, но Денисон, никогда не страдавший от излишнего веса, не знал, нормально это или нет. На лице Мейрика пробилась короткая щетина, которую Денисон сбрил в ванной, однако залысины на висках были совершенно чистыми — тот, кто поднимал линию волос, сделал это во всяком случае не с помощью бритвы.
