Мне оставалось только повиноваться. Каменный пол неприятно холодил ступни. Заложив за спину руки, я шагал по коридору, с мрачностью рассуждая на тему того, как же все-таки меняет человека одежда. В комбинезоне заключенного я был совершенно бесправен, но вызывал нескрываемое уважение, так как немногие в тюрьме Сонг удостаивались чести быть причисленными к категории «А», обозначавшейся узкой черной полосой на левом плече. Утратив свою одежду, я утратил и былое уважение. Раз одежда означает статус, голый человек лишается всех статусов. Неожиданно я подумал, что не речь и не умение обтесать палку отделили человека от обезьяны, а тот самый фиговый листок, которым прикрывался Адам и которого был лишен я. Ну что ж, вперед к обезьяне!
Мои размышления были прерваны толчком в спину.
— Давай сюда!
Передо мной была дверь, помеченная странным знаком — стилизованным изображением расколотого на два полушария человеческого мозга. Не ожидая подвоха, я толкнул эту дверь и застыл на месте…
Нет, сегодня положительно был день глумления над бывшими заключенными! Недоставало лишь одного — выставить меня напоказ перед привлекательной женщиной. А именно это, похоже, и намечалось. Стоявшая передо мной женщина была далеко не юна, примерно моих лет, но весьма симпатична. Мои руки вернулись в позу стыдливости, из-за чего я получил такой силы пинок в зад, что едва не очутился в объятиях незнакомки. Та успела увернуться, после чего принялась рассматривать меня. Не думаю, что серокожий субъект с выпирающими ребрами показался ей привлекательным, но я, собственно говоря, и не претендовал на это. Меня волновали куда более тривиальные проблемы. Словно догадавшись об этом, женщина перевела взгляд на хранителей и коротко бросила:
— Выйдите!
— Но, мэм! — попытался заикнуться старший, намереваясь запеть привычную песню о той опасности, какую я представляю, но женщина не дала ему докончить.
— Я же сказала: выйдите!
Тон, каким она это произнесла, был самым что ни на есть решительным.
Хранители переглянулись, потом старший кивнул напарнику, оба попятились и исчезли за дверью.
Едва это случилось, женщина вновь вернула взгляд на меня и улыбнулась. Ее улыбка была совсем не похожа на те, какими потчевали меня представитель Корпорации и очкастый врач. Эта улыбка была открытой, естественной и, я даже осмелился бы сказать, доброжелательной.
— Проходите, пожалуйста.
Ощущая крайнюю неловкость, я несмело двинулся вперед.
