Элем остановился у окна. Жадным взглядом ловил автоматизм перестроений, быстрые движения рук, управляющихся с оружием, а после каждого выстрела впивался глазами в стену, крошащуюся под ударами пуль.
— Нынче вечером выступят, — пробормотал Элем.
Он глянул на солнце — оно стояло высоко, еще очень высоко — и вдруг ощутил нетерпение. В течение многих лет, проведенных в Полярной стране, не знавший, что такое время, дни, восходы, закаты, он теперь маялся при мысли, что вечер нескоро и не сию минуту замерзнет море, становясь буерам Победоносца мостом в таинственную страну шернов. Хоть бы уж он начался, наконец, этот поход! Вслух Элем сам себя убеждал, что жаждет скорейшего разгрома извечного супостата, но в глубине души-то знал, что ждет не дождется, когда же наконец Победоносец отправится воевать, оставив ему, первосвященнику, нераздельную, ничем не омрачаемую власть.
А когда Победоносец вернется…
Элем не замышлял, не хотел замышлять никаких козней. Он твердо верил, что пришелец — это тот самый Спаситель, которого сотни лет высматривали Братья в Ожидании, которого предсказывали пророки и священные книги. Он верил, что приход Победоносца означает великие перемены и становление нового порядка в лунном мире, но помимо собственной воли представлял себе этот новый порядок как нескончаемость своего самовластного господства.
А когда Победоносец вернется из-за Великого моря…
Ничего дурного Элем не замышлял. Виделось, как чудесная, сверкающая машина Победоносца уносится в межзвездное пространство обратно на Землю. На Землю, которую не кто иной как Элем, ее первосвященник, благословит, оплакивая уход прославленного Победоносца, вознося благодарность тому, кто огненным боем поразил шернов и истребил их семя на Луне, где отныне народ сможет жить в мире и счастье под нерушимой властью Элема, основателя новой династии первосвященников.
А что, если…
Нет, он мысли не допускал, что Победоносец вознамерится поселиться на Луне и впредь править ею по собственному разумению, оставив первосвященнику лишь призрак власти. Ни один пророк никогда не глаголил, что Победоносец останется на Луне, верить в такое никто и никого не учил.
Дальнейшего Элем отчетливо не представлял. Сознательно взнуздывал воображение, которое все-таки подсовывало неясные образы Хомы, Роды и даже старика Крохабенны, который в свое время на паперти собора еретическими речами повстречал радость взоров человеческих, светлого и благословенного пришельца с Земли.
